Не пей - козленочком станешь!

— Так я начну, — поспешил вмешаться Сова, пытаясь предотвратить назревающий скандал. — Звать меня как вы все знаете Савелий, а если полностью, то Савелий Медведко или Медведев сын. Моя матушка сама из небольшого села Кукушки, что находиться здесь неподалёку, звали её Пелагея. Родилась она в семье малообеспеченной, только на детей богатой, их там тринадцать братьев да сестер насчитывалось, а она самая старшая, поэтому с детства к труду приучена была. Только не очень-то в семье её любили, потому что считали странной. Уж очень сильно девчонку к наукам тянуло, а родители, да и остальные родственники считали это за баловство и придурь. Так и выросла она в отчем доме недолбленая и не согретая, хотя и первой помощницей матери в хозяйстве была. Как-то случился один год больно уж на ягоды богатый, вот в ту пору моя матушка с подружками частенько на болото по клюкву и бруснику хаживала. И однажды, так случилось, что заплутала. Долго ли, коротко бродила она по болоту, но путь домой не нашла, а вышла аккурат к лагерю разбойников. Атаманом у них был известный на весь край Савелий Медведь, ненавидели его богатеи и купцы, но даже они признавали, что он весьма умен, да изобретателен, а в своём роде и справедлив. Не бывало такого, чтобы он до подлости или низости опустился, у хромого костыль отобрал да и грабил он в основном таких людей, которых даже их соратникам было не жалко. Так вот, увидал он мою матушку и лишился дара речи, с первого взгляда полюбилась она ему. Никуда он её не отпустил, а предложил стать в его доме хозяйкой. Подумала моя матушка и согласилась, побоялась, что если откажет, отдаст её страшный атаман на потеху своей ватаге. Прожила она с ним целый год, была верной подругой, да только всё равно тайно искала возможность сбежать. И однажды ей такой случай представился. Вернулась она домой, а оказалось, никто её не ждал, не искал, и не сильно обрадовались родственнички её неожиданному воскрешению. А вскоре оказалось еще, что забрюхатела она, так тут и вовсе житья девушке не стало. Начали у неё выпытывать кто отец, а она и сама толком не знает. Все отца-то при ней называли то атаманом, то Медведем. Вот она на свою беду и брякнула, что, дескать, Медведь отец, умолчав на всякий случай про разбойников. Как услышали об этом бабки, так и обомлели, а после пошла брехня гулять по селу, что только о матушке моей не говорили, чего только не приписывали и сумасшедшей её объявляли и в блудницы записывали. Один шутник даже сказку на эту тему придумал, правда, имя на всякий случай поменял. Только хуже всего Пелагеюшке было не от этого, она спокойно сносила насмешки, пропускала мимо ушей грязные слухи о себе, мирилась с пренебрежительным отношением к себе как родных, так и односельчан. Самым страшным наказанием для неё оказалось то, что полюбила она Медведя, да так сильно, что вдали от него и жизнь стала не мила. Время шло, родился я. Стал я отрадой для матери, души она во мне не чаяла, только с родственниками отношения ещё хуже стали, хотели они, чтобы матушка от меня избавилась, а когда она отказалась стали всякими путями пытаться меня извести. Не знаю, чем бы это всё закончилось, только однажды появился в нашем селе сам Медведь. Оказалось, что всё это время искал он свою любимую, не хотел верить, что сама она, добровольно от него ушла. Выпорхнула мама из дому и к нему, в ноги кинулась, стала просить о прощении, молить, чтоб взял к себе в дом не хозяйкой так служанкой. Поднял её атаман на руки, поцеловал, в жены позвал, а как узнал, что у него теперь ещё и сын есть, так и вовсе обрадовался. Тут же нас с матушкой к себе забрал, хоть и пожурил свою Пелагею справедливости ради, правда и с родственниками провёл разъяснительную работу, высекли их его люди, чтоб неповадно было, после того мы в мамином селе и не бывали. С той поры зажили мы спокойно и счастливо, душа в душу, отец своим промыслом занимался, а из каждой своей удачной вылазки матушке книги привозил, баловал, как мог, она же любила его больше жизни и делала все, чтобы он был счастлив. Всё бы хорошо, да только всё хотели они ещё детей, а не получалось. Прожили они счастливо лет пятнадцать, и вдруг мама понесла, да вот счастье несчастьем обернулось: умерла матушка родами и ребенок с ней. Отец от горя словно обезумел, жить не хотел, распустил ватагу, а сам запил горькую. В одно прекрасное утро протрезвел он, оделся в тряпьё и ушёл странствовать, больше я его и не видел.

— И сейчас не знаешь, что с ним, где он? — поразилась Маша.

— Отчего же, знаю. Другая семья у него теперь, передавал он мне весточку, прощения просил. Да только не судья я ему. Даже хотел он, чтобы я к ним жить приехал, вот только не могу я представить на месте матери другую женщину, да и любо мне моё болото.

— Да, какая интересная история, — вздохнула Маша. — Какая сила чувств.

— Так ты, Сова, сын криминального авторитета, — перебил её Иван.

— Нет, — качнул головой взгрустнувший хозяин дома, — я сын Савелия Медведя.

— Ну, это фактически одно и то же, — заметил Ваня.