Не плачь, девчонка (СИ)

— Это такая прорицательница, — вздыхаю, не зная, как объяснить лучше. — Она очень старая ведьма, и очень мудрая. Просто поверь, она мне всё рассказала про тот ритуал.

— Эль, погоди. — Тоби нежно убирает прядку с моей щеки. — Ты такая смешная, когда частишь. Давай пойдём в гостиную, и ты всё расскажешь.

— Лучше в мой кабинет, — улыбаюсь я. — Там уютнее и кресла очень мягкие возле камина.

— Тебе понравилось? — он явно ждёт похвалы.

— Ты просто чудо, Тоби! — мы целуемся, все обиды забыты, а муж на руках несёт меня вверх по лестнице.

И тут я вспоминаю про чашку.

— Тоби, я должна тебе сказать ещё что-то.

Он замирает на ступеньке и смотрит вопросительно-тревожно. Синие глаза напоминают предрассветное небо, когда сумерки только-только начинают таять.

— Ты очень любил свою чашку?

Он кривит уголок рта:

— Это был подарок моего кузена Грэма. Он погиб в двадцать лет. Это единственная память. Мы дружили.

У меня на глаза наворачиваются слёзы.

— Эль, ты что, плачешь? Брось. Я не сержусь, правда!

— Честно-честно?

— Честное пионерское!

Не успеваю я задуматься, откуда Тобиас знает про пионеров, как к моему плечу осторожно прикасается чья-то рука.

Я резко вскинула голову. Рядом стоял Данко и теребил в смущении свой рыжий чубчик.

— Миссис Эль, хозяйка! Вы тут сидите уже целый час. Я приготовил очень вкусный обед.

— Кажется, я задремала, — я провела ладонями по лицу и взглянула на домовёнка. — Тобиас не возвращался?

— Нет, хозяина ещё не было, — эльф качнул ушастой головой.

— А-а! Ты знаешь, Данко, я совсем не голодна. Честно. Я хорошо пообедала в лондонском ресторане. — Увидев огорчённую мордочку нашего домовёнка-матроса, я поспешила добавить: — Но, если ты мне принесёшь какой-нибудь пирожок, чашечку кофе и подушку под спину, я буду тебе благодарна.

Эльф просиял, и вскоре поставил мне на колени маленький деревянный поднос. Кофе в маленькой чашке из тонкого фарфора распространял дивный аромат. Пирожок с румяными боками так и манил, чтобы его скорее взяли в рот. Данко в последнее время любил нас побаловать пирожками.

Под спину мне подсунули подушку, а на плечи инициативный эльф набросил вязаный плед.

— Ветер холодный поднимается, — пояснил он.

— Спасибо! — я с блаженным стоном облокотилась спиной на подушку. Скамеечка на крыльце, хоть и удобная, но от жесткой спинки устаешь быстро. Не заметила, как затекли все мышцы. — Северус как? Не проснулся?

— Маленький хозяин встал сегодня очень рано и много играл. Он проспит ещё не меньше часа.

— Вот и хорошо, иди, Данко. Отдохни пока.

А Тоби всё не было. Я надеялась, что ничего не случится с ним, и с его летающим мотоциклом.

***

Я издалека вижу, какая неровная походка у мужа, и почему-то он является без своего мотоцикла. Вскакиваю со скамеечки крыльца, чтобы броситься навстречу. Как знала, что добром эти его отлучки не закончатся. Мне бы подбежать, но ноги не слушаются, и я стою с сильно бьющимся сердцем и не могу сдвинуться с места. И наплевать уже на его злость и свои обиды, лишь бы всё с ним было в порядке. И только когда он уже совсем близко, я вдруг понимаю, что он просто пьян, как говорится — в дымину. Взгляд толком не фокусирует, улыбается как-то нагло, иначе не скажешь.

— А чего ты тут… э-э, — он даже не пытается стоять прямо. Ворот на рубахе расстегнут, рукав почти оторван, одна пола заправлена в джинсы, а другая торчит. — Эль, а ты… меня это… любишь?

— Да, Тоби, — я сама понимаю, что виновата в его состоянии, но как же не вовремя он напился. — Иди спать.

— Зачем, — удивляется он, — день же…

И демонстративно задирает голову вверх, чтобы посмотреть на небо. Его тут же сильно кренит в бок, и я подскакиваю, чтобы поддержать. И вижу на подбородке след женской помады. Ни с чем не спутаешь.

К горлу подкатывает тошнота.

— Изменяешь, значит? — говорю спокойно, а в голове уже представляются красочные картинки. — Скотина!

Тоби непонимающе моргает, а я зажмуриваюсь, чтобы просто его не видеть. А сама вспоминаю бабушку, которая не смогла простить мужу измену, хотя и пыталась. А я всегда думала, если любишь — всё простишь. Но кто ж знал, что это так больно!

А муж, цепляясь за меня, вдруг опускается на колени, очень неудачно, почти валится на землю, кое-как выравнивается, прячет взгляд.

— Ничего не было, — говорит куда-то в сторону. А я-то думала, он прощения хочет попросить. — И я эта… женат. Отвали.

И его тут же выворачивает на мои кроссовки.

Я вздрогнула, открывая глаза. Боже! Только не это! Привидится же! Двор по прежнему пустой, и кажется даже птицы не поют. И где его носит? А вдруг в это самое время… Мне срочно понадобилось в дом, потому что пирожок как-то неправильно переварился. Спазмы прекратились лишь минут через десять, и я с трудом поднялась с пола, оторвав дрожащие руки от унитаза. Вот, а так радовалась, что нет никакого токсикоза. Умывшись и почистив зубы, вернулась на крыльцо. Закуталась в плед, чувствуя внутри опустошённость.

***

Не успеваю я устроиться в уютном коконе из пледа, как мотоцикл мужа бесшумно спускается с неба прямо перед крыльцом.

Тоби, спрыгивает и что-то берёт из корзины, притороченной к багажнику.