Не плачь по мне, Аргентина

В подвале было сыро, как и прежде. Однако ко всему прочему тут стоял упругий винный дух. Одна из полок с вином была расколочена. Осколки многочисленных бутылок, разлившееся по полу драгоценное вино. Генрих прошел дальше и едва не споткнулся о лежащего человека.

– Неплохо, – пробормотал Мюллер. Вокруг головы лежащего разлилась темная лужа. Вино? Кровь? Не разобрать. А проверять Генрих не стал. Его цель была дальше. Много дальше.

Взяв со стены факел, он зажег фонарь и двинулся в темноту. Вскоре его ноги ступили на пружинящий белый ковер.

Через некоторое время Генрих заметил, что фонарь светит уже не так ярко. А помещение словно бы сжимается. Темнота становится невыносимой. И, кажется, вот-вот погаснет лампочка, и все… Все кончится.

Трясущимися руками Мюллер достал коробок. Зажав фонарик под мышкой, он попробовал зажечь спичку, но коробочка выскользнула и упала вниз. В белую, чуть шевелящуюся мерзость. Тихо чертыхаясь, Генрих собрал рассыпавшиеся спички, и наконец маленький огонек затеплился в темноте коридора. Нехотя, словно бы делая одолжение, загорелся факел. От этого живого огня стало легче дышать.

Генрих облегченно выдохнул и двинулся дальше. Он не посмотрел назад, и наверное правильно, потому что сзади, вместе с первыми бликами живого огня, истаяла неясная белая тень…

Однако через некоторое время идти снова стало трудно. Мох со времени последнего посещения вытянулся и мешал шагать, цепляясь клейкими усиками за подошвы. Генрих тяжело дышал, с усилием передвигая ноги, как по вязкому болоту. Сам уже не понимая, что делает, он запел задыхающимся надтреснутым голосом:

Знамена выше! Строй держи плотнее!
С.А. чеканит шаг по мостовой…
И в том строю шагают с нами тени
Друзей, убитых красною рукой…

Дальше первого куплета дело не пошло. Дышать стало совсем невыносимо. В боку нарастала неприятная, стягивающая боль. Так продолжалось долго. И когда клейкие нити вдруг кончились, Генрих едва не рухнул.

Он еще долго стоял, уперевшись ладонью в каменную стену и тяжело дыша. Наконец, собравшись с силами, Мюллер подошел к двери, вытащил из саквояжа отмычки и принялся возиться с замком.

На это ушло порядочно времени, но его усилия были вознаграждены, дверь со скрипом отворилась. Странно, но по сравнению с прошлым разом воздух внутри помещения показался Генриху спертым. Он поставил саквояж в центр комнаты, переложил что-то себе в карман и подошел к свинцовым сейфам. Снова пришел черед отмычек.

Когда, наконец, замок щелкнул, за дверью негромко кашлянули. Генрих вздрогнул, выхватил револьвер и прицелился в проем двери.

– Хотите открыть? – поинтересовался фон Лоос, выходя из-за угла. В его руках дрожал пистолет.

– Уже открыл, – ответил Генрих.

– Так-так… – Барон улыбнулся. – Ну, тогда прошу…

Мюллер не пошевелился.

– Вас смущает это? – Фон Лоос потряс пистолетом. – Я спрячу… Мне очень хочется посмотреть, как вы откроете сейф.

Мюллер одной рукой потянул на себя тяжелую дверцу.

– Ну, как? – еще шире ухмыльнулся фон Лоос.

Сейф был пуст.

– Удивлены?

– Где они? – Генрих дернул револьвером. – Где они? Ну!

– Далеко. – Фон Лоос прислонился спиной к косяку. – Очень далеко. Я планирую отбыть туда через… наверное, через полчаса. Полагаю, что вас я с собой уже не возьму. Мне просто интересно, вы хотели играть в свою игру? Лично? Или вместе с Доктором? Не может быть, чтобы в одиночку… Я ни за что не поверю, что вы знаете, где находится Точка Всех Начинаний. Вы знаете?

– Где чаши?! Я не шучу!

– Бросьте… Нет нужды трясти незаряженной пушкой.

Вместо ответа Мюллер нажал на курок. Сухо щелкнул боек. Ничего не произошло. Генрих отбросил бесполезный револьвер.

– Вот видите, Генрих. Надо было вам обратиться к Доктору на предмет омоложения. Это придает резвости не только телу, но и уму. Два дня назад вас не было, надеюсь, вы не сильно огорчитесь, что я побывал в вашей комнате? Увы… Я подумал, вилла охраняется, зачем вам оружие? – Фон Лоос радостно рассмеялся. – Вам, наверное, не страшно умирать, Генрих? Жалеете только, что я переиграл вас? Ну, не все же вам дурачить мир. Но перед смертью скажите мне все-таки. Вы работали в паре или в одиночку? – Лоос поднял пистолет. – В паре или в одиночку? Хотя Зеботтендорф мне и не страшен без своих ублюдков, но я все-таки хочу знать.

– Откровенность за откровенность. Хотите? – Генрих опустил руку в карман.

– Договорились!

– Я вам отвечу, но меня интересует одно… Эти чаши… Неужели вы думаете, что без Доктора у вас получится?