Не плачь по мне, Аргентина

– Видите ли, Генрих, эти его выкормыши, они же… не совсем люди. Поймите, не совсем люди! И дело не в их способностях, а в том, что у них в головах. Они будто бы из другого мира. Частично. Вы ведь не пробовали с ними разговаривать?

– Нет. Как-то даже в голову не приходило.

– Это совсем другое мышление. Совсем. Я до конца не понимаю, почему они подчиняются Зеботтендорфу. Они даже шутят, Генрих! Шутят! Так, что мороз по коже… В общем, друг мой, нельзя использовать оружие, которое ты не изучил до конца.

– Согласен.

– Тем более что эти парни не могут быть всегда невидимы и неслышимы. Есть предел и их силам. Так или иначе, но они вынуждены возвращаться в лабораторию. Они устают. Они не могут работать с массой людей, с толпами. И к тому же они все разные. У кого-то хорошо получается внушать идеи, мысли. У кого-то делать из человека раба. Некоторые… Хотя все они могут многое, но не всё, это не идеальная машина, не идеальное существо! Зеботтендорф умеет выгодно их использовать. Как полководец – своих солдат. Но любого солдата можно убить, утомить, запугать, наконец. Люди с сильной волей могут не подчиняться их командам и внушению. Знаете, что мне однажды рассказал наш доктор?

– Что же?

– Он подозревает, что его воспитанники – это всего лишь отголоски древних богов. Сны. Представляете? Сны древних. От этого их сила, от этого их способности. И больше всего доктор хочет понять, откуда эти… отголоски силы. Как их поймать! Понимаете?

– Сны? Не понимаю.

– Сны древних богов, – повторил фон Лоос. – Тех древних существ, которые сейчас спят. Они уснули давным-давно. Их почти уже нет. Все, что связывает их с нашим миром, это сны. Так бредит больной: вроде бы здесь, а вроде и нет.

– Древние боги? – Генрих с сомнением посмотрел на фон Лооса. – Не поймите меня превратно, но когда Зеботтендорф говорит о науке, он выглядит убедительней.

– А сколько времени прошло с тех пор, когда вы приняли его постулат о том, что душа – явление научного характера? Поверьте мне, существа могущественные, жестокие, сильные, те, чьи помыслы нам непонятны, и есть боги. Вы же не станете отрицать саму возможность того, что они существуют?

– Не стану, – уклончиво ответил Генрих. – Так вы хотите сказать, что эти парни, Алеф, Бет…

– Тш-ш-ш… – Фон Лоос приложил палец к губам.

– Все так плохо? – спросил Генрих.

– Видите ли… – Лоос осмотрелся. – Этот еврейский алфавит… Я не сильно удивлюсь, если скоро мы увидим кого-то из этих ребят. Вы не разбираетесь в каббалистике?

– Бог миловал…

– В общем, лучше будет, если мы станем называть их как-нибудь иначе. Выкормыши, парни в очках… Но не по именам. В каббале имя значит слишком много. Тем более если его произносят.

– Зеботтендорф еще и каббалист?

– Если бы мне сказали, что наш дорогой доктор – сам Сатана, я бы не сильно удивился… Но мы говорили о другом.

Генрих поежился. Посреди жаркого дня вдруг стало холодно.

– Я спрашивал, не думаете ли вы, что наши… э-э… парни и есть древние боги?

– Нет. Они – это тени. Отголоски. Сны. Как призраки. Вы ведь видели пирамиду? Как мне кажется, она посвящена именно им, этим… И я совсем не уверен, что когти на следах жреца – это бутафория.

– Лоос, вы меня пугаете. Мне казалось, что вы человек более здравомыслящий.

– Бросьте, Генрих. Мы столкнулись с чем-то совершенно неизвестным. Новым. Или слишком старым. Все равно как если бы наш дорогой Зиверс откопал бы то самое Копье… Ну, вы помните эту историю.

– Да уж…

– Так вот, я совсем не уверен, что та штука, которая висела в кабинете у фюрера, подделка. Копье не панацея. Просто его надо уметь… кидать! Так все-таки, что вы думаете о пророчестве? Спектакль или?..

– Вам виднее. Я привык оперировать донесениями, фактами. Если у меня будет достаточно данных о том, что предсказание – это достоверный прогноз, я в него поверю. Пока фактов маловато. И имеются существенные пробелы…

– Какие, например?

– В тексте говорится об условиях. Они должны быть ясны, иначе риск слишком велик.

– Ну, с этим все в порядке. Если полагаться на нашего доктора, то есть… – Фон Лоос сощурился и замолчал, глядя куда-то вниз.

Генрих проследил за его взглядом, но ничего не увидел. Только тени от деревьев в саду стали гуще… Или…

Холодок пробежался у Генриха между лопаток. Под пальмой стоял человек.

– Я же говорил, – пробормотал фон Лоос. – Имя…

– Вы очень кстати, – негромко обратился Генрих к Алефу, почему-то зная, что тот его отлично слышит. – У нас есть к вам дело.

Алеф молчал. Только темные провалы глаз смотрели на балкон.

– Я чего-то не знаю? – спросил фон Лоос.

– Может быть. – Генрих пожал плечами. – Если информация о том, что в нашем тазу полощет руки один русский разведчик, для вас новость, то, пожалуй, вы кое-чего не знаете…

– Ого, Генрих. – Фон Лоос обернулся к нему. – Вы производите впечатление.

36