Не плачь

В кафе входит группа прихожан; они бывают у нас каждую неделю в одно и то же время. Они занимают свой обычный большой стол, за которым умещается десять человек. Хотя они ничего не заказывают, им сразу приносят два кофейника. В одном обычный кофе, в другом – с пониженным содержанием кофеина. Им ничего и не нужно заказывать, все и так известно. Они бывают у нас каждое воскресное утро: теснятся за одним и тем же столом, страстно обсуждают такие вопросы, как проповеди, священники и Священное Писание.

Официантка Косичка три раза подряд выходит на перекур. Когда она наконец возвращается, от нее воняет табачной фабрикой. Я вижу ее желтые зубы, когда она убирает в карман передника скудные чаевые и тяжело вздыхает. Полтора доллара, причем четвертаками.

Она извиняется и говорит, что ей нужно в туалет.

Обстановка в кафе приближается к нормальной. Правда, сейчас в зале Перл – девушка с переливчатыми волосами. Она смотрит в окно на разноцветные дома и пестрые маркизы. С ней кафе словно преображается. Она что-то ест. Присмотревшись, вижу, что ей принесли яичницу-болтунью с английским маффином, который она намазала маслом и клубничным джемом. Ей подливают кофе. Во вторую чашку она высыпает два пакетика сухих сливок и розовый пакетик сахарозаменителя, который даже не размешивает. Неожиданно ловлю себя на том, что не могу оторвать взгляда от ее рук. Слежу, как она подносит кружку к губам и делает глоток.

И тут в мои мысли врывается тоненький металлический голосок Придди.

– Алекс! – зовет она, я оборачиваюсь и вижу, что она манит меня к себе скрюченным пальцем. Ногти у нее выкрашены в ярко-оранжевый цвет. На стойке перед Придди картонная коробка и пластиковый стакан с газировкой из автомата. В коробке лежат сэндвич с беконом, салатом и помидорами, гора жареной картошки и маринованные огурчики. Все как всегда. Доставки у нас нет, но для Ингрид Добе мы делаем исключение. И сегодня моя очередь нести ей обед. Обычно я с нетерпением жду походов домой к Ингрид – хоть какое-то разнообразие, – но сегодня не такой день. Сегодня я предпочел бы остаться.

– Я? – спрашиваю как идиот, глядя на коробку, и Придди отвечает:

– Да, Алекс. Ты.

Я вздыхаю.

– Отнеси это Ингрид, – обращается ко мне Придди. Никаких «пожалуйста», никаких «спасибо», просто приказ: – Иди!

Я медлю долю секунды, не сводя взгляда с девушки с переливчатыми волосами – Перл. К ее столику подходит Рыжик и в третий раз подливает ей кофе.

Перл сидит у нас уже час, а может, и два. С едой покончено, но она не уходит. Со стола убрали. Прошло добрых полчаса с тех пор, как Рыжик положила на стол чек рядом с кофейной кружкой. Она раза три спрашивала, не хочет ли Перл что-нибудь еще, но та лишь качает головой и отвечает, что ей ничего не нужно. Рыжик все больше досадует; ей не терпится получить очередные скудные чаевые, на которые она начнет жаловаться, как только Перл уйдет. Но пока она никуда не уходит. Сидит за столиком у окна, смотрит на улицу, мелкими глотками тянет свой кофе. Она явно не спешит.

Я обещаю себе поторопиться. Может быть, успею вернуться до того, как она уйдет.

Почему? Сам не знаю. По какой-то причине мне хочется быть здесь, когда она встанет из-за стола. Мне хочется видеть, как она снова натянет на голову черную вязаную шапочку, скрывающую переливчатые, колорированные волосы. Посмотреть, как она обмотает шею шарфом, закинет на плечо холщовую сумку. Наденет пальто в черно-белую клетку. Я хочу видеть, в какую сторону она пойдет.

Обещаю себе поторопиться; я вернусь до того, как она уйдет. Повторяю одно и то же снова и снова. Если я правильно рассчитаю время, может быть, когда я доставлю Ингрид заказ и вернусь, мы с ней столкнемся в дверях. Может быть.

Я придержу ей дверь. И скажу: «До свидания, приятного вам дня».

Спрошу, как ее зовут. «Вы недавно приехали к нам?» – спрошу я.

Может быть. Если я правильно рассчитаю время.

И если не буду трусить, как последнее дерьмо, – что, скорее всего, и произойдет.

Ради быстрой пробежки через дорогу куртку можно не надевать. Хватаю коробку, стакан и, пятясь, выхожу в застекленную заднюю дверь, толкнув ее спиной.