Рука Федора, в которой он держал опасную бритву, даже не дрогнула, только уголки губ скривились в насмешливой улыбке.
— Что еще? — спросил он.
— Пока и этого достаточно.
— Дешевая покупка, Александр Акимович. Не пройдет. — Федор вытер влажным полотенцем лицо и повернулся к Колесникову. — Я не пойму только, за что вы меня невзлюбили.
«Я и сам не пойму, за что», — подумал Колесников, краем глаза глядя на Анатолия. Парень явно порывался что-то сказать, но, видно, не смел вступить в разговор. Гришан и Краснощеков сидели, навострив уши.
— Так вы действительно земляки? — спросил Колесников Анатолия. Тот засмеялся.
— Вы, господин начальник, меня прямо смешите. Да в Овсянке Федора знает каждая собака.
— Брось, Толя, пускай язык почешет, если охота, — с ленцой сказал Бердюков, и опять в его голосе Колесникову почудилось легкое презрение. Задуманное было сделано. Гришан и Краснощеков теперь глаз не спустят с Федора. Пускай он остерегается их, а по-настоящему за ним будет следить совсем другой человек.
«Если я ошибаюсь, придется извиниться», — подумал Колесников. Вслух он сказал:
— Вы четверо дежурите сегодня в Цветнике до наступления комендантского часа.
Колесников козырнул и вышел, еще раз бросив взгляд на Федора.
У Карпуни и на мотороремонтном
Володя Рыжков дернул за шнур дверного звонка и прислушался. В квартире что-то происходило: вначале он явно слышал стук молотка, а сейчас все стихло. Володя позвонил еще раз.
— Кто там?
— Это я, не узнаешь?
В замке повернулся ключ, и дверь приоткрылась. На пороге стоял Карпуня. Вид у него был взъерошенный и смущенный.
— Что, не ждал? — спросил Володя. — Мы же договорились, что я сегодня зайду.
— Забыл. Да ты проходи, только ноги вытри.
В комнате, куда Карпуня провел гостя, сидел белобрысый мальчуган лет тринадцати.
— Это Артист, — сказал ему Карпуня. — Познакомьтесь.
Белобрысый протянул руку:
— Котельников, Валя. А я тебя помню.
— Откуда?
— А в клубе на сцене видел. Ты лезгинку плясал.
— Было такое дело в моей биографии, — засмеялся Володя. — А чем это вы занимались? Стук аж на лестнице слышно.
Котельников вопросительно посмотрел на Карпуню.
— Ему можно, — сказал тот.
Валя полез под кровать и вытащил короткую, но широкую доску, сплошь утыканную гвоздями.
— Шины немцам прокалывать? — догадался Володя.
Валя обрадованно кивнул.
— Ага. Мы уже три машины искурочили. А одна вчера прямо в канаву кувырнулась — и колеса кверху. Немцы, которые ехали, бока потирают, ругаются, а мы сидим в палисаднике и ни гугу. Умора!
— Семечки. — Володя поморщился. — Плевое это занятие. Есть дела поважнее.
— Например? — спросил Карпуня.
— Например, нужно добывать немецкие документы и оружие.
— А кто их переправит нашим?
— Это не твоя забота.
— Не доверяешь?
Володя покачал головой.
— Если по-честному, я и сам не знаю, куда и как уходят сведения. Да это и неважно. Связь будете держать со мной. И еще — вот. — Он достал из пиджака тоненькую пачку бумаг, свернутых в трубку, и положил на стол.
Карпуня отделил от пачки один листок и вслух прочел:
— «
Валя Котельников слушал листовку, по-детски приоткрыв рот.
— Прямо фрицам под дых, — сказал он, когда Карпуня умолк. — А где их надо расклеить?
— Лучше в подъездах больших домов, — ответил Володя. — На улицах сейчас полно патрулей. Немцы как бешеные стали. Да и немудрено: со Сталинградом-то у них ничего не выходит… Ну, так вы беретесь?
Карпуня кивнул.
— Только делайте это так, чтобы не попасться.
— Учи ученого.