Но за спинами мальчишек уже поднялись Бояша с Арсением, да и приятели ратника возмущенно загудели из-за других столов. Купец оглянулся по сторонам и понял, что распускать руки ему не позволят. Бояша хмыкнул, шагнул к стене, и, отодвинув Горушку в сторону, принялся выдергивать из бревен болты и ошметки погубленной шапки.
— Знач, кормишь мальцов, пока они тут стоят, — деловито сообщил он купчине. — Саженка, сколько вас там? Сотня? Ах, меньше? Ну, твое счастье, Горушка, не разоришься. Они у купца Никифора остановились, к нему и привезешь. И прокорм, и все прочее. Да про калачи не забудь! — подмигнул он мальчишкам. — Твое слово…
Только тут до купца стал доходить весь трагизм положения. Налившись дурной багровой кровью, он хватанул ртом воздух и взвыл, трезвея на глазах:
— Да я князю!.. Воровство это… Обманом!.. Где такое видано?!
Его вопли прервал вкрадчивый голос внезапно поднявшегося из-за стола в дальнем углу монаха, на которого до того и внимания никто не обращал.
— Ты, Никанор, сам отроков на заклад подбил, и сам при всех слово давал. Уговор ваш я слышал, в том и князю свидетельствовать стану. На княжьем суде и Бояша, и наставник сих отроков Арсений, ратник ратнинской сотни, свое слово скажут, и прочие не откажутся… — монах коротко оглянулся на посетителей. — И корчмарь свидетелем пойдет. С тебя, кстати, и убыток ему покрыть — стену-то заделать надобно. Так как, княжий суд подождем или сам полюбовно с отроками договоришься?
— Да я чего? Ты, Феофан, того… — резко пошел на попятную купчина, — не так ты меня понял. Коли слово дадено… Шапку вот только жалко… Зачем в клочья-то?
— Ничего, она у тебя не последняя, — усмехнулся монах и повернулся к уряднику. — Стало быть, так вас в вашей Академии учат? И слово, и дело? Славно!
Купцу слово не сдержать — проще утопиться: быстрее отмучаешься, и не так болезненно получится.
Мрачный и трезвый Никанор лично сопроводил пару подвод с проигранным закладом до подворья Никифора, договорился с хозяином о регулярности дальнейших поставок и ушел, не дожидаясь окончания разгрузки. Только морщился и отмахивался, когда ухмыляющиеся отроки провожали его до ворот с благодарностями за гостинцы.
Никеша поначалу посмеялся над рассказом о злоключении незадачливого коллеги и порадовался своей выгоде — экономия для него самого получилась немалая, ибо значительная часть расходов на пропитание шла из его кошелька. Илья с доверенным приказчиком хоть и мотались по окрестным весям, стараясь закупить провизию подешевле, но после набега цены, как водится, взлетели чуть не до небес, и прижимистый обозный старшина не уставал возмущаться:
— Одно слово, что стольный город, а путную репу пока нашли — трем лошадям подковы сбили! Не гнильем же отроков кормить! Да и то — репа та, похоже, на золотых песках росла! За свинину на торгу столько ломят — непонятно, то ли купец в первую туровскую сотню входит, то ли кабанчик вместо него.
И капусту тут квасить не умеют — у нас в Ратном даже самая беспутная хозяйка вкуснее сделает!
Никифор на бурчание Ильи особого внимания не обращал, но после разговора с проигравшим заклад купцом в очередной раз задумался и в тот же вечер зазвал к себе в горницу племянника и Егора с Арсением.
— Ладно, отроки, а ты-то куда смотрел, Арсений? — хмурясь, начал он. — Горушка, конечно, гад ползучий, и проучить его не мешает, но меру-то знать надо!
— Чего?! — вскинулся ратник. — Да пусть в ноги кланяется, что голым да бездомным его не оставили!
— Ну чего вы так за шутку-то взъелись? Ну, глупость брякнул спьяну, конечно, но с мальцов-то не убудет — а вы его, почитай, разорили!
— Пошутил, говоришь, — Егор зло прищурился, останавливая Мишку. — Погоди, Михайла, это нам упрек, нам и отвечать. Значит, так: какие вы, купцы, между собой шутки шутите, я не знаю и знать не хочу — не мое то дело. А вот то, что твой знакомец не над мальцами посмеяться затеял, а над опоясанными воинами, очень даже меня касается. Мало того: за отроков два взрослых ратника поручились, так он и на их слова наплевал! За одно это у нас в Ратном любой бы ему язык выдернул!
— Ну, виноват он, ну, дурак! Но разорять-то зачем? Стребовали бы с него харчи для тех, кто в шапку его проклятую стрелял — а то для всех!
— Ничего, еще наживет! Зато и сам на всю жизнь запомнит, и детям объяснит, с кем можно шутить, а кого лучше не задирать. А то ишь, воинов ему в холопы! Судьбу отроков решать вздумал, так что ж теперь на свою плачется? Не по рылу кусок выбрал, вот и подавился!
— Гы-ы-ы! — внезапно заржал Арсений. — Точно! Ниче, науку-то он прожует, а вот от нового прозвища как бы не занемог! Я утром слыхал, на торгу его уже Драной Шапкой кто-то величал!