— Был, Ваша Светлость. Десятник Старшей дружины Егор приставлен к нам воеводой Погорынским для надзора и поучения. Он с тремя десятками моих отроков за вашими обидчиками погнался, что на ладье сбежать вознамерились. Только что гонец оттуда прискакал. Ладью, на которой Вашу Светлость тати захватили, отбить удалось, но сам десятник Егор при этом погиб. Царствие ему Небесное и вечная память, искусный был воин и наставник мудрый.
Мишка перекрестился, княгиня тоже, но было заметно, что мысли ее далеки от чего-либо возвышенно-божественного.
Агафья, похоже, пришла к тому же выводу, а может быть, вовсе не анализировала ситуацию так, как представлялось Мишке, а принялась действовать на основе женской интуиции и впитанных с детства правил поведения при княжеских дворах. Она окинула взглядом Елисея с Елизаром (кажется, впервые взглянув на них внимательно), чуть заметно шевельнула губами, видимо оценив их благообразие и одинаковость, и повелела:
— Найдите-ка, ребятки, на что вашему сотнику присесть.
Близнецы и не подумали шевелиться, пока от Мишки не последовало негромкое: «Исполнять» — потом сунулись туда-сюда и выволокли из угла грубую и весьма непрезентабельного вида скамью. Пристроили ее напротив княгини, впритык к очагу и сами замерли возле ее концов.
— Присядь, боярич Михаил, — в голосе Агафьи не осталось и намека на скандальность.
Мишка, стараясь держаться как подобает наследнику древнего рода, но не выглядеть при этом, словно аршин проглотил, опустился на скамью (она, зараза, еще и шаталась), поставил ножны около левой ноги и положил ладонь на оголовье рукояти оружия. Агафья, вроде бы незаметно, но Мишка засек, следила за его манипуляциями с мечом.
— Из каких же ты Лисовинов будешь, боярич?