Вот в таком пагубном обществе и провела восемнадцатилетняя проститутка свои детство и юность. Однако, не зная никакой другой жизни, Тагиева нисколько не сетовала на злую судьбу, предпочитая глядеть смело в лицо всем невзгодам, пробивая себе дорогу исключительно так, как умеет. Она давно уже поняла, что мужчины буквально сходят с ума от ее непревзойденно прекрасного вида и активно старалась это использовать в своих мелкособственнических личных задумках и интересах. Зарабатывать у юной путаны получалось в достаточной мере: на скромное существование ей и родителю хватало вполне, но она решительно была настроена выбраться из этой грязной «помойки», куда она невольно «опустилась» по вине нерадивых родителей, и собиралась прилично устроить свою личную жизнь.
Как и обычно, вернувшись в тот день от очередного клиента, Азмира взглянула на полупьяного батю, одетого в грязные, порванные трико темно-синего цвета – прямо так, без трусов, на голое тело – и серую майку, застиранную до такой степени, что на ней не оставалось от дыр свободного места, кроме всего прочего, распространявшего такую ужасную вонь, что прекрасная девушка невольно подумала: «Как я еще только терплю рядом этого мерзопакостного, а главное подлого, человека, который еще набирается наглости меня – ту, которая его поит и кормит! – оскорблять, и притом именно тем, чем мне приходится зарабатывать? Наглец… да и только», наверное именно поэтому, на его обидное, ставшее уже обычным изречение вошедшая дочь резко «бросила»:
– Каков отец, такая и дочь! Если родитель сам – проститутка, то чего ждать от неразумной еще девчонки. И вообще, будите кривляться, папаша, останетесь на бобах. Достаточно ли ясно я сейчас выражаюсь?
– Брось, дочка, – сразу же стушевался мужчина, невольно осознав перспективы от ее недовольного настроения, – ты чего? Я же просто шучу.
– Зато я нисколько даже не собираюсь, папаша, – отличаясь грубым ответом, проговорила восхитительная красавица, – именно по вашей, с мамочкой-алкашкой, вине я и была вынуждена спуститься на самое «дно» этой нелегкой жизни, так что не Вам, моральный деградировавший «урод», говорить мне теперь эти вещи. Кстати, разлюбезный папочка, не хотите ли жареной рыбки?
– Не откажусь, – не чувствуя в вопросе подвоха, сразу же согласился полупьяный отец, – было бы совсем неплохо иметь такую закуску.
– Тогда пойдите почистите, а потом пожарьте, – уже веселея, сказала, в принципе, так же бессовестно относившаяся к этому человеку девица.
– А если нету, – непонимающе промолвил Тагиев.
– Тогда сидите и не «трендите», – рассмеявшись от того, что ей удалось так ненавязчиво подловить неразумного батю, девушка вошла в их общую комнату, где у нее был отгорожен свой угол, куда не так сильно проникал распространяемый Ренатом сногсшибательный запах.
Она не успела еще приблизится к разделяющему комнату самодельному фанерному перекрытию, как в деревянную, стоит сказать, довольно крепкую дверь, по небрежности, оставленную девушкой в незапертом состоянии, ворвались двое молодых, как то и положено в таких случаях, бритоголовых парней, явно неинтеллигентной наружности.
Семья Тагиевых жила в двухэтажном доме еще сталинской планировки. В каждом подъезде располагалось по шесть квартир – по три на этаж. Они «квартировались» в помещениях, занимавших нижнюю часть этого небольшого строения, где имелось три отдельных комнаты, граничащих с местами общего пользования, включавших в себя коридор, кухню и сантехнический узел, и где совершенно не было ванны.
Стоит также уточнить, что для своей незавидной «работы» Азмира снимала однокомнатные, с отличным ремонтом, так называемые «апартаменты», для удобства оплаты деля их еще с тремя такими же проститутками, какой являлась сама. У каждого были свои определенные часы, отведенные на прием клиентов, поэтому никаких накладок не возникало. Там можно было помыться, переодеться и придать себе вид, необходимый для произведения лучшего впечатления, сулившего возможность получения дополнительных чаевых.
Возвращаясь к описанию ее полу-обшарпанного жилья, пропахшего вонью немытого годами родителя, следует в том числе отметить, что их комнату, имеющую общий размер шесть на четыре метра, девушка с помощью фанерного перекрытия разделила на две равные части, в одной из которых расположилась сама, установив там кровать, шкаф для одежды и небольшой будуар, а вторую предоставив для захламления и распространения смрада давно «опустившемуся» отцу. Тагиева даже умудрилась смонтировать легкую дверь, чтобы наибольшим образом отделить себя от хотя и являвшегося ей родным, но, по ее мнению, чрезвычайно непристойного человека.
Так вот, удачно пошутив над «неразумным папашей», она спокойно направлялась в свою половину, когда в квартиру ворвались упомянутые выше два, нисколько не внушающих доверия, «молодца».