Не по совести

Ее наперебой пытались успокоить и вернуть к реальной действительности, но она словно не понимала, что вокруг происходит. Выпучив, итак, большие глаза, она их остекленевшим выражением ничего не воспринимала нормально. Ее красивейшее обычно личико трансформировалось до такой степени, будто в нее вселился сам дьявол и придал ей свои очертания. Слезы градом струились по щекам, создавая невольное впечатление, что запас их у этой девушки никогда не иссякнет.

Андрей бросился на помощь к охранникам и, схватив супругу за плечи, принялся энергично трясти, пытаясь возвратить ей рассудок. Она же, словно, ничего не слышала вокруг и не понимала. В этот момент с хирургических отделений спустилась молодцеватая санитарка, которая сразу же крикнула:

— Кто здесь родственники девочки Холод?

— Мы, — отвечал полицейский, продолжая удерживать руками жену. — А, что? Ей уже лучше?

— Нет, — отвечала сотрудница медперсонала, — ей требуется провести переливание крови, но так получилось, что у нее первая группа, а у нас закончились все запасы, так что вся надежда только на вас, дорогие родители, ведь в этом случае можно вливать лишь идентичную и только такую. Так, кто из вас станет донором? Это нужно сделать, как можно, быстрее.

Молодой офицер прекрасно знал, что его кровь относится к третьей группе, а у Азмиры, точно, была вторая (это он успел узнать, во время, ее преждевременных родов года четыре назад, когда ей также проводилась аналогичная процедура). Страшные подозрения стали терзать душу этого взбудораженного мужчины, ведь, как получалось, кровь дочери не соответствует никому из родителей, но такое было бы невозможно.

— Чья это дочь!? — что есть силы заорал офицер, не обращая внимания на стоящих рядом людей, — Кто ее настоящий отец!? Вспоминай, грязная «шлюха»: от этого зависит жизнь твоей девочки! — и не закончив еще до конца этой фразы, наотмашь, ударил жену кулаком по лицу.

Глава I Нежданные гости

Семью годами ранее. Тагиева Азмира Ренатовна выросла в самой что ни наесть неблагополучной семье. Мать ее имела большую склонность к злоупотреблению спиртными напитками, как, впрочем, и татарин-отец. Оба нигде не работали, перебиваясь либо случайными заработками, либо кто чем подаст. С пятнадцати лет, чтобы прокормить себя и родителей, «опустившихся» до самого низкого социального статуса, девушке пришлось начать торговать своим телом, и к восемнадцати годам она уже пользовалась огромным спросом среди лиц более или менее состоятельных, перейдя в разряд «проституток-индивидуалок».

Ее мать к тому времени, однажды опившись «до чертиков», не смогла «выйти» из охватившего ее состояния «белой горячки» и отправилась на вечное «поселение» на расположенное в черте города огромное кладбище. Отец принялся «горевать» по ее утрате сильнее обычного и уже совсем не выходил из своей коммунальной квартиры, заставляя дочь ежедневно покупать ему выпивку.

— Эй, «шалава», — кричал он ей, лишь-только она переступала порог, — принесла ли мне чего «полечиться»? Если нет, тогда иди на «хер» отсюда!

Их соседка, занимавшая две другие комнаты этой квартиры, была бабушкой — «божием одуванчиком», и ее возраст давно перевалил за восемьдесят пять лет. Аристархова Елизавета Ивановна (так звали эту старушку) была очень худосочного телосложения. Создавалось впечатление, что ее тело «высохло» само по себе, подвергаясь многолетним потрясениям и невзгодам. Лицо выпирало костями и скулами, обтянутое только высохшей испещренной множеством морщин кожей; глаза давно ввалились вовнутрь и были словно стеклянные с еле заметным зрачком, и как она умудрялась с их помощью видеть вызывало большое удивление у всех, кто мог ее лицезреть; нос был такой большой и к концу заостренный, что еще больше портил итак нехорошее впечатление; не содержащие влаги тонкие губы давно обесцветились и были всегда плотно прижаты, а раскрывались только в тех случаях, когда она изволила говорить; поседевшие волосы большей частью «повыпадали», оставшись на голове некрасивыми торчащими местами «ляпками», что служило причиной того, что она нигде не появлялась без скрывающей их одноцветной косынки; ее скрипучий недовольный голос нередко раздавался из обжитых ей помещений, когда соседи вели себя слишком шумно. Старой женщине принадлежало два жилых помещения в их трехкомнатной коммуналке, где она вела довольно-таки обособленный образ жизни. К ней никто никогда не ходил, так как она имела скверный вздорный характер и отвадила от себя всех родных.