Не по сценарию

– Вот же мудак! – даже как-то восхищенно протягивает Шурка. – Совсем у человека нет совести. И чего хотел?

– Да вообще ни о чем беседа.

– О Тёминых кутежах гудят все чатики. Хорошо, что ты его послала. На хрена такой ненадёжный мужик? Еще и любитель, – Чуранова щелкает пальцем по нижнему краю челюсти в характерном жесте, означающем «выпить».

– Ну, справедливости ради – послал как раз он меня, – весело салютую бокалом. Все же хорошо, что я выбралась. Уже и забыла, как это – вот так мыть кости бывшим за бутылкой просекко. Хотя обычно мы обсуждали бывших Шурки. У меня, в отличие от подруги, гораздо более скромный опыт. Той фатально не везло на мужиков, и потому поводов для разговоров у нас всегда было предостаточно.

– Это только доказывает, что он – тот еще придурок, – фыркает Шурка. Ловлю ее руку и, расчувствовавшись, прижимаю к щеке.

– Спасибо.

– За что? – округляет глаза.

– За то, что всегда на моей стороне. И вообще… Ты так уверена в моей неотразимости, что я и сама начинаю в себя хоть немного верить.

– Ну а как иначе, Ась? Ты совершено необыкновенная! Слушай, а что там твоя Голливудская агентка? Молчит?

– Пока да.

– Эх! Знала бы я специфику их работы, так ты бы у меня уже давно у самого Спилберга снималась. А эти какие-то бездельники. Ты уж ее пни, что ли? Сколько можно сиськи мять? Где результат?!

– Я отослала еще несколько проб, – пожимаю плечами. – А пока у меня и здесь работы хватает.

– Ты понимаешь, о чем я!

– Хочешь от меня поскорее отделаться? – шучу, невинно хлопая глазами.

– Голливуд – это совершенно другой уровень! – не принимает моего паса Шурка, продолжая занудствовать.

– Может, в этом все и дело? Я просто до него недотягиваю, – развожу руками.

– Кто, ты?! Начинается. Вот что мне с тобой делать?!

– Выпей! Давай, Шур, чин-чин.

Бокалы со звоном чокаются. Я смеюсь.

– М-м-м! – чуть не давится Чуранова, вдруг кое о чем вспомнив. – Смотри, что у меня есть…

На стол ложатся два пригласительных на открытие столичного кинофестиваля.

– Круто, – тяну я без особой радости. – Пойдешь со мной?

– У меня есть свои. От конторы. Это для тебя и твоего спутника. – Чуранова игриво шевелит бровями.

– Серьезно? И кого же мне позвать? Сторожа киностудии? Или маминого дворецкого?

– Ой, вот только не прибедняйся!

– Да я серьезно. У меня в личном – полный штиль.

– Позови партнера по съемкам. Этого, как его? – Чуранова щелкает пальцами, – Борисова! Или Козлова.

– Хм… Даже не знаю.

– Еще неделя. Что-нибудь придумаешь, – отмахивается Шурка.

Но к нужному моменту я склоняюсь к мысли, что будет правильнее пойти с мамой. Почему? Да потому что я не хочу, чтобы присутствующий там Худяков подумал обо мне еще хуже. Нет, я ни на что не надеюсь, просто не хочу выглядеть ветреной в его глазах. Самодостаточной, сумевшей справиться без него – да. Счастливой. Но не ветреной.

– Какая же ты у меня! – восхищается мама, разглядывая нас в огромном зеркале.

– А ты у меня.

Обнимаю её за тонкую талию. Мы с ней как Инь и Ян. Она – хрупкая блондинка в шикарном черном платье из последней кутюрной коллекции Celin. Я – совершенно иной фактуры брюнетка в белоснежном винтажном наряде от того, еще настоящего Chanel. Поправляю изумительное бриллиантовое колье. Почему-то приходит запоздалая мысль, что продажа одного этого украшения помогла бы нам продержаться те первые, самые трудные месяцы. Но мне как-то даже в голову не пришло выставить на продажу фамильные драгоценности. Продать себя оказалось гораздо проще. Интересно, о чем это говорит? О том, что мне было так важно сохранить видимость благополучия в глазах общества, что ради этого я была готова на все?

Что ж. Если так, то с тех пор я здорово поумнела. Мне стоит быть благодарной Владу за урок. Пусть он и оказался таким жестоким.

– Надо ехать. Не то опоздаем на красную дорожку! И тогда зачем это все? – щебечет мама. Я улыбаюсь. За эти месяцы она несколько отошла, и я уже не переживаю за нее так, как раньше. Был период, когда я всерьез опасалась, как бы она не тронулась умом. Думаю, этим бы все и закончилось, если бы мы начали распродавать имущество. И дело тут вовсе не в деньгах. Просто это все… Будто часть ее самой. Не сумев реализоваться в профессии, мама столько любви вложила в наш дом! Всю себя вложила. Во все эти вещи, в стены, в наш сад… В общем, пусть. Я ни о чем не жалею. Только щемит немного где-то там, под ребрами.

В фотозоне мы с мамой надолго не задерживаемся. Все-таки после смерти папы не прошло еще и полгода. Мы хотим приобщиться к индустрии кино, а не нарваться на очередной поток осуждений. А еще, может, одним глазком увидеть его…