И зашагал куда-то вглубь двора. Я поспешил за ним, хромая и приволакивая затекшую ногу. Псина бегала неподалеку, регулярно появляясь и исчезая вновь.
Мы прошли между каких-то сараев и по выложенной плиткой дорожке углубились в сад. Ряды апельсиновых деревьев благоухали так, что хотелось остаться прямо здесь, в тишине и покое. Удивительно, на ветвях одновременно были цветы, плоды зеленые и плоды спелые. Как оно совмещается на одном дереве?
За садом оказалась аккуратно подстриженная лужайка, на которой стоял дом. Не особенно и большой, в два этажа, и широкая крытая терраса по периметру. Мой провожатый поднялся на террасу и указал мне на отдельно стоящий стул:
— Присаживайтесь.
Я с удовольствием сел и потянулся помассировать все еще болевшую правую икру. Тут же рядом появилась огромная недовольная собачья башка, с подозрением наблюдающая за моими руками. Пару раз фыркнула носом и отодвинулась.
— Ну нельзя так нельзя. Как скажешь.
Я опять сел ровно и дисциплинированно положил руки на колени.
— Вы неплохо держитесь. Обычно люди сильнее нервничают от соседства с малюткой Цербером.
Голос прозвучал откуда-то спереди, из темноты.
— А чего мне бояться? Я же белый.
— Какие познания! Невероятно… Но должен вас огорчить. То, что Цербер с удовольствием хватает негров за их тощие задницы, отнюдь не мешает ему быть и неплохим охранником. Так что советую не совершать лишних движений.
Перед моим стулом зажглась лампочка. Говоривший остался в тени.
— Я — Корнелиус ван дер Пирс. Хозяин всего здесь на двадцать миль в любую сторону. Кто вы, и зачем оказались в моих владениях?
Правду я рассказывать не рискнул. Во-первых, слово «финразведка» у многих вызывает желание взяться за пистолет, а во-вторых, розыскной лист на меня московские власти не отзывали, насколько я знаю. Опять же, настоящий АйДи упрятан в поясе штанов, а на поверхности лежит документ вездесущего экс-канадца.
— Владимир Биго, будем знакомы. Компьютерный мастер. Летел по вызову, по дороге у самолета отказал мотор. Аварийная посадка получилась очень жесткая, самолет поломался и сгорел. Меня при ударе выбросило наружу, оттого и уцелел. Единственный из всех. Очнулся, собрал разлетевшийся багаж. Этот рюкзак — собственность летевшего с нами орденца, и автомат его же. И куртка на мне. И даже ботинки. А сам мужик шею сломал при падении, ему уже не надо.
— Где это было?
— Не знаю. В джунглях.
— Давно?
— Вчера вечером. Я шел всю ночь и еще полдня. И, к счастью, встретил ваших людей.
— К счастью? Ну-ну. У нас очень не любят подозрительных чужаков.
— Я оказался в ваших владениях не по своей воле, а силой обстоятельств. Если я причинил вам убытки — готов их компенсировать. У меня есть немного денег с собой, а если добраться до орденского банка…
— Все, парень, ты мне наскучил. А я так надеялся на интересного собеседника.
— И что теперь? Выгоните?
— Смеешься? Ненавижу шпионов. Не знаю, что ты тут у меня забыл, но ложь я чувствую сразу. И твоя история — полная лажа. Поэтому для тебя дорога одна.
Что-то в неприятную сторону зашел наш разговор. И надо бы начинать бояться, а мне что-то больше пить хочется. И жрать.
— На поля маис собирать?
— Это было бы правильно экономически, но неправильно идеологически. У меня здесь построено идеальное общество. Негры работают на полях и в саду, мулаты их подгоняют, а вершина эволюции, белый человек, пользуется результатами их труда. И вся инфраструктура так организована. Собаки натасканы негров ловить, например. Белый человек — божество. В дом к богу негры не допускаются, только мулаты, и то на веранду. А неграм даже во двор вход заказан. Если тебя в поле отправить, вся стройная система ценностей нарушится.
— Ну так отпустите. Или выкуп возьмите, сколько-то денег я в состоянии собрать.
— Нет, парень, каждый должен заниматься своим делом. Киднеппинг — хороший, достойный и выгодный бизнес, но только тогда, когда им занимается профессионал. Там наверняка есть масса важных хитростей и тонкостей, незнание которых может привести к ненужным проблемам. Я — профессионал в сельском хозяйстве и чужим делом заниматься не буду, иначе получится сплошное любительство и убытки.
От этого спокойного тона даже страшнее становится, чем от смысла слов.
— И что теперь?
— Видишь, я даже убить тебя не могу приказать слугам. Не должен мулат поднимать руку на белого. Поэтому тебя сейчас Клаас отведет в свинарник и там грохнет, а к утру свинки уже все доедят.
Клаас, как я понял, это тот лощеный тип, который меня сюда привел. Хозяин собаки. Что-то его не видно и не слышно с самого начала разговора, но это ничего не значит — может в пределах видимости маячить и по жесту прибежать.
Похоже, выбор у меня сейчас из двух огромных зол. Или отправиться как телок на заклание, или пойти на рывок и быть сожранным милой собачкой с трехголовым именем.
Собачки, кстати, тоже не видно. В середине разговора она поднялась и ушла куда-то в темноту. Дурацкое у меня место, я сейчас как прыщ на лбу, всем открыт и виден. А вот мне ничего в темноте не разглядеть.