Не покидай меня

– Ай, черт с тобой. Все равно когда-то все умрем. Налей мне виски. – говорит мужчина одному из друзей, возвращаясь к столу. Опять сжав сигарету между зубов, Франк делает затяжку, характерно откидываясь на спинку стула.

Пьер поправляет белоснежную рубашку, отрывается от стены, изучив пальцами нанесенную ей рану, и возвращается лицом к коллективу.

– Нам нечего терять, друзья. Все мы в одной лодке, которая либо пойдет на дно, либо будет плыть сквозь препятствия и в конце концов останется невредимой. – он пожимает плечами, поворачиваясь к Николасу. Друг кивает, сжав в руке бокал вина и подняв его, смотря на приятеля. Слышится звон стекла будто после произнесенного тоста, и мужчины, собравшиеся в комнате, судорожно глотают содержимое бокалов и стаканов. Оглянув всех, Пьер кивает, выходит из помещения, закрыв дверь, и сталкивается с парнем невысокого роста.

– П-Пауль? – произносит он, не веря глазам. Тот приподнимает краешки рта и обнимает Пьера, хлопая по спине. – Я думал, ты пустил корни в Америке и не собираешься сюда возвращаться.

Парень проводит рукой по своим черным волосам, отстраняясь и поглядывая на приятеля серыми глазами, и смеется. Глаза Пьера жадно осматривают давнего друга, стараясь найти отличие, изменение, но не могут уловить ничего сверхъестественного, что не привычно Паулю. Тот слегка легким движением поднимает руку и сжимает предплечье Пьера, второй взъерошив свои грубые каштановые волосы.

– Неужели ты мог подумать, что услышав про то, что готовится в Париже, я останусь гнить там, даже не увидев наконец твое торжество? – говорит Пауль, поправляя галстук. Пьер усмехается, будучи охваченным ностальгией, не отводя взгляд от друга.

– Сколько тебе уже, младший? Двадцать? – говорит приятель, вытаскивая два стакана из сервиза.

Молодой человек издает смешок, подсчитывая свой возраст в уме. Смотря в пол, он наконец произносит:

– Двадцать шесть.

Пауль округляет глаза, театрально хватаясь за голову, затем качает ею.

– Я совсем уже старик, юнец.

Он непринужденно опускается на ступеньки, и парень забирает стеклянные стаканы из его рук.

– Я что, тоже в тридцать буду так говорить? – вопрошает Пьер, наливая им коньяк. Протянув товарищу стакан, он доливает себе и делает глоток, приземляясь рядом. Оказавшись в тишине, они оба останавливают взгляд на черно-белой фотографии, смотрящей на них со стены. Темные глаза, уткнувшиеся в пустоту, кажутся такими сильными, что Пьер сомневается, не может ли человек, запечатленный на фотокарточке прорваться наружу сквозь потраченное мгновение. Заметив застывшего друга, Пауль ставит стакан на пол, громко вздыхая, опершись на локти и закинув голову назад.

– Знаешь, мне его тоже не хватает, младший. Как вспоминаю – плакать… нет, не плакать, рыдать хочется. Как брат был, ей богу. – он переводит взгляд на Пьера, в свою очередь не отрывающего взгляд от рамки, и, скрипя, возвращается в исходное положение. – Но тебе, конечно, лучше знать.

Вновь взяв стакан, парень выдыхает, делает глоток, затем тяжело встает, облокотившись на тумбочку. Слегка пьяным шагом, он идет по лестнице, невнятно бормоча: «Я пойду, вздремну что ли…».

Пьера одолевает улыбка, и он опускает глаза на пол. Пауля может отключить даже один стакан не самого крепкого рома, поэтому молодой человек не удивлен его внезапному желанию поспать. Поднявшись с места, он кладет алкоголь на мебель и спускается вниз. Оттолкнув дверь, находящуюся справа, ему открывается что-то наподобие домашней библиотеки, но в очень скромном масштабе. Стены, покрашенные в цвет дуба, создают резонанс с помещением, находившимся этажом выше, и в целом комната выглядит намного дороже, чем вся другая часть дома. Усмехнувшись, он проводит рукой по совершенно чистым, непыльным полкам, проходя около них, и резко останавливается около книги Томаса Пейна «Век Разума». Для Пьера этот трактат является криком бунтарства, посвященным религии, стимулом продолжать бороться за то, во что верил он и его соратники. Книга, запрещенная во Франции, по сути является началом его мышления, давно переданная в его руки. Осторожно извлекши ее из кипы других произведений, он опускается на тканевое кресло, удобно расположившись в нем. Закинув ногу на ногу, молодой человек раскрывает произведение на нужной странице.

«Изучай не книгу, именуемую Писанием, которую может создать человеческая рука, а писание, именуемое мирозданием.»