Таким образом, обеспечивались возможности самого полного и широкого ознакомления со всеми областями жизни страны. Предложенные программы были обширными, охватывали политическую, экономическую и культурную сферы, но, естественно, заранее предусмотреть абсолютно все запросы участников "Операции" не могли. В частности, не намечалось встречи с председателем Верховного суда. А мне, повторяю, хотелось поговорить с ним, выяснить некоторые обстоятельства, связанные с убийством генерала Рене Шнейдера. Хотелось также поговорить с кардиналом, узнать, как относится церковь к мероприятиям нового правительства.
Дело в том, что церковь владела земельными угодьями в десятки и десятки тысяч гектаров. А такие огромные угодья, согласно аграрной реформе, подлежали национализации. Кроме того, хотелось побывать на медном руднике "Теньенте", посещение которого, как и встреча с кардиналом, программой не предусматривалось.
Почему именно медный рудник? Медь - основа экономики Чили. "Теньенте"это целый комплекс, удельный вес которого в общей добыче чилийской меди довольно высок.
В Центре "Операции правда" обещали выполнить мои просьбы. Однако опасения у меня вызывала возможность встречи с Рамиро Мендесом. Дело в том, что он был ярым сторонником реакции, откровенно поддерживал ее провокационные действия и, как я думал, мог не согласиться на беседу с советским представителем. Опасения оказались напрасными. Видимо, Мендес не мог демонстративно проявить свое враждебное отношение к объективной акции правительства, какой и являлась "Операция правда". На телефонный звонок из Центра ответил, что готов к беседе в любое время.
Серая громада здания суда, почерневшего от времени, производила странное впечатление. Будто исполинский склеп: красиво и гнетуще. Тяжелые высоченные колонны, тяжелые кованные медью врата высотою в два этажа вместо обычных дверей, а высоко-высоко под самой крышей гигантскими буквами, не то высеченными из камня, не то выложенными камнем, слова:
"Суд справедливости". Близ входа - изваяние Фемиды и отлитое в бронзе грозное "Lex"- закон. Это же слово метровыми буквами из травы выложено внизу. И еще в нескольких местах внутри здания-тот же "Lex".
Довольно настойчиво убеждают вас в том, что все здесь подчинено закону.
Длинные галереи направо и налево от входа, образованные железной колоннадой, тускло освещены застекленным куполом, железные переплеты которого держатся тоже на десятках металлических колонн. Широкие, словно предназначенные для массовых шествий ступени ведут на второй и третий этажи. Черные колонны, черные переплеты, могучие стены высотой во все здание, тяжелые, глухие, незыблемые. Возможно, так и должен выглядеть суд. Что-то неприступное, неумолимое, вечное. А может быть, это впечатление создавалось или, по меньшей мере, усиливалось той правдой, которая уже была мне известна.
Дело в том, что все до единого преобразования в стране, все мероприятия - от аграрной реформы до национализации меднорудной промышленности правительство Народного единства проводит только на конституционной основе, только в соответствии с существующими законами. И в бессилии реакция стремится изолгатъ эти действия правительства, представить их так, будто совершается нарушение законов. А в глухом здании суда человек, к которому я шел, и являлся одним из представителей чилийской реакции.
Может быть, сознание этого и вызывало определенные эмоции.
В его приемной, как в картинной галерее, стены увешаны огромными портретами, написанными маслом.
И под каждым - фамилия и две даты - рождения и смерти. Это предшественники сеньора Рамиро Мендеса за последние столетия. И каждый из них провел в этом здании долгие годы.
Рамиро Мендесу без малого семьдесят. Поначалу он показался подтянутым и бодрым. Но очери" скоро я увидел, что передо мной суетящийся, полный неожиданных эмоций старичок, то и дело повторяющий только что уже сказанное им. Он курил, вернее, посасывал погасшую сигару, ежеминутно откладывал ее и как только снова брал, спрашивал: "Не хотите ли сигару?" Не дав ответить, спохватывался: "Ах, да, не хотите"-и, теряя мысль, нетерпеливо щупал пальцами Еоздух, точно пытаясь извлечь ее оттуда.
Ему хорошо в своем огромном кабинете, еще более тяжелом, чем все в этом здании, и не только из-за мебели, которую не сдвинуть с места, но и от толстенных сводов законов, какими уставлены стеньг. Мендесу уютно здесь, ибо кабинет этот предоставлен ему на всю жизнь и практически нет силы, которая могла бы его сместить. Так думает Мендес.
- И знаете, хи-хи-хи, - тоненько, совсем по-детски смеется он, - в учреждениях люди стремятся поскорее на пенсию (конечно, если у них есть деньги), а у нас, ну, решительно никто. Вот члену Верховного суда Армандо Сильва семьдесят четыре. Но дело даже не в годах. На заседаниях он дремлет, а на пенсию не идет... Хи-хи-хи... - И он хлопает ладошками по коленкам.
- До какого же возраста служат члены Верховного суда?