(Не) Полное собрание текстов

Стилистические элементы, из которых складывалась "Теогония", не отличаются разнообразием. Либо это несколько стихов, начинающихся с имени такого-то бога или богини, родивших такое же божественное потомство (ср. 127, 211, 233 и т.д.), либо более обширное изложение мифа, как, например, в уже известных нам разделах о борьбе Зевса с титанами и Тифоеем. Стилистический состав "Трудов и Дней" более разнообразен: здесь и неоднократные призывы к Персу, и миф, и басня, и притча, и наставления. В первой половине поэмы еще нет разговора ни о "трудах", ни о "днях", — она начинается с очень краткого воззвания к Музам (1-9), а затем поэт обращается к брату, отклонившемуся от честного жизненного пути (10-41), и в назидание ему напоминает об обмане Зевса Прометеем и рассказывает (гораздо подробнее, чем в "Теогонии") о Пандоре (42-105), причем похититель божественного огня не пользуется у Гесиода тем почетом, который мы привыкли воздавать этому богоборцу и благодетелю человечества. Скорее, напротив: украв огонь, Прометей навлек на весь человеческий род гнев Зевса, который скрыл от людей источники пищи (45-48).

Чтобы сделать более наглядной деградацию человеческого рода, Гесиод присоединяет к только что рассказанному мифу новый — о смене веков: золотого, серебряного, медного, века героев и нынешнего, железного (106-201). Сходные представления о циклах в истории народов, о смене веков, соответствующей падению ценности металла, которым их обозначают, находят и в древнейшей индийской и иранской мифологии, с той лишь разницей, что между медным и железным веком Гесиод поместил век героев, без которого в греческой мифологии образовалась бы заметная пустота. Что касается последней, самой обширной части этого раздела, то ее нельзя уже назвать мифом: это — вопль души Гесиода, горестная картина современности, к которой принадлежит он сам: лучше бы ему умереть раньше или родиться позже (175), потому что скоро дети перестанут почитать родителей, брат — брата, правду заменит кулак, и, хотя они здесь прямо не названы, виновниками такого положения вещей станут "цари", т.е. бывшие родовые старейшины, в руках которых оказалось судопроизводство. Это для них Гесиод рассказывает басню о слабом и сильном, соловье и ястребе (203-212), хотя вывод из нее разумнее сделать не царям, а тем, кто слабее их. Поэтому тут же звучит новое обращение к Персу: слушайся голоса правды, ибо рано или поздно праведный человек посрамит неправедного (213-224).

Впрочем, слова убеждения для людей железного века мало что значат; их надо подтвердить притчей о двух городах: в одном правду почитают, в другом попирают, и, соответственно, первый город процветает, а второй хиреет (225-247). Словом "правда" мы в двух последних отрывках перевели уже знакомую нам δίκη, но здесь она является не обозначением одной из Ор, как в «Теогонии», а именно Правдой как моральной категорией, хотя сфера ее деятельности еще ограниченна: часто δίκη употребляется во множественном числе и тогда она означает "судебный приговор", который без ее участия может оказаться и "прямым", и "кривым", несправедливым. Вот и в первом городе творят правый суд, а во втором преобладают надменность и нечестивые дела — его-то жителей Зевс по справедливости карает голодом, чумой, бесплодием женщин и еще всеми возможными бедствиями.

Эту притчу Гесиод адресует напрямую царям и сопровождает ее своего рода откровением: боги следят за поведением людей, живут ли они по правде или мучают друг друга кривым судом, и есть дева Дика, которую опасно оскорбить неправым деянием, так как она немедленно садится у престола Зевса и жалуется на причиненную ей обиду. Тогда весь город страдает за нечестивость царей (248-273). Нетрудно догадаться, что дева Дика является не более, чем персонификацией отвлеченного понятия справедливости, поскольку Гесиод, как и его окружение, мыслит конкретно, а наиболее важные стороны деятельности человека нуждаются в прикреплении к определенным антропоморфным божествам (ср. персонификации в Теог. 224-232 и 384 сл., где Обман, Сладострастье, Труд, Тяжбы и т.д. являются потомством Ночи, а Победа, Сила и Мощь — отпрысками океаниды Стикс). Для Гесиода такой областью общественного поведения является судопроизводство, и именно через олицетворение судебного решения достигается превращение абстрактной правды в Справедливость, восседающую на троне рядом с Зевсом.

Не случайно Дика находит себе место рядом с престолом верховного Олимпийца: в "Трудах и Днях" происходит наделение высшими нравственными функциями самого Зевса. Процесс этот не носит прямолинейного характера: мы уже знаем, что в гневе на Прометея Зевс обрек людей на тяжкий труд и сообщество женщин. Людей серебряного века он истребил в гневе за то, что они не воздавали почестей олимпийским богам, — во всем этом не чувствуется заботы о человеческой нравственности, но больше о гневе Зевса в "Трудах и Днях" Гесиод не вспоминает.