На скулах шефа проступили желваки. Он хотел сказать что-то еще, но промолчал.
Наверно я была неправа. Простая беседа способна была расставить все по местам, но через себя и свои желания переступать я уже не хотела.
— Но с сыном я буду видеться, — тихо сказал Терлецкий.
— Я не запрещаю, — подернула я плечами. — Только постарайся, если вдруг заберешь его погулять, чтобы больше никто его не похищал. Или чтобы в этот момент ты был в штанах.
Развернувшись, я быстрым шагом направилась к дому, и шеф к счастью (или сожалению?) меня догонять не стал.
Вот! Я все же не сдержалась и высказала то, от чего внутри и была ядовитая горечь. Даже если у Терлецкого и Аллы ничего не было, он не обеспечил главного — отсутствие этой женщины в моей жизни и жизни моего сына.
И именно от этого было так плохо на душе.
Глава 40. Дмитрий
И почему я был совсем не удивлен тому, что увидел?
Стоило мне только исчезнуть из жизни Беляшкиной на считанные часы, как этот качок уже тряс рядом с ней своими яйцами и прочими мускулами! А со мной она даже не желала говорить!
Я понимал, как выглядела вся эта ситуация в ее глазах. Но разве то, что было между нами прежде, ни черта для нее не стоило? Не имело значения настолько, что она и слушать меня не хотела?
Хотя нет, она выслушала. И не поверила, очевидно, ничему из того, что я сказал. Просто потому, что не хотела. Ну да, к чему это ей взаправду! Ведь у нее же был запасной вариант в виде протеиновой горы! И так легко уходить, не оглядываясь, когда есть, к кому.
Я поехал в офис злым и разочарованным. В голове все еще вертелись события вчерашнего вечера.
Когда я, оставив попытку догнать Беляшкину в виду своего раздетого вида, вернулся в квартиру, Алла все еще была там. У нее не хватило мозгов даже на то, чтобы смотаться с места преступления! Но еще более удивительно было все дальнейшее.
Я понимал, что нужно что-то предпринять, чтобы повесить на нее незаконное проникновение в квартиру. А сделать это было не так-то просто — ведь она вошла с собственными ключами.
— Ты все еще здесь? — поинтересовался я, ища взглядом свой телефон. Он лежал забытым на диване и я, не отрывая глаз от Аллы, присел рядом со смартом. Разблочив экран, незаметно включил диктофон.
— Ну, я подумала… — Алла закинула ногу на ногу, нагло восседая на поверхности моего рабочего стола, — что теперь, когда эта девка сбежала… ты поймешь, кто тебе действительно нужен.
— Где ты взяла ключи? — задал я главный вопрос.
— Сделала дубликат. Так, на всякий случай.
— И влезла ко мне в квартиру по просьбе своего любовника?
— Это маленькая месть, дорогой. Но я готова ничего не рассказывать Коневу, если ты хорошо попросишь.
Я резко поднялся на ноги и подошел к ней вплотную, борясь с желанием продолжить начатое. То есть — задушить нахер!
— Ты и так ничего не расскажешь, — отчеканил я. — Просто потому что интересующих Конева документов здесь нет.
— Но я могу рассказать кое-что другое кому надо… — улыбнулась она хищно.
Эта женщина переходила все границы! Нет, не женщина. Преступница, которая угрожала жизни моего сына и пыталась выкрасть у меня важные документы!
— Вон отсюда! — припечатал я жестко. — И встретимся теперь только в суде!
— Встретимся, — прошипела Алла, спрыгивая со стола. — И ты об этом пожалеешь!
В тот момент я не придал ее словам особого значения. Казалось — у меня на руках все козыри. Видео с похищением коляски, ее признание в том, что она проникла в мою квартиру незаконно и в довесок — попытка шантажа.
Как выяснилось вскоре, никогда еще я не ошибался так сильно.
На следующий после бесплодного визита к Беляшкиной день все пошло кувырком с самого утра. Начиная с того, что ко мне домой заявилась мама. И на сей раз отнюдь не с целью постирать мои трусишки.
— Дмитрий Терлецкий! — прогромыхал ее голос над моей головой, когда я еще спал. А следом она коварно стащила с меня одеяло. Прямо как в детстве, когда я не хотел идти в школу.
И, судя по тону, сейчас меня тоже ждала какая-то выволочка.
Разлепив глаза, я сел в постели. Накануне меня страстно утешала хорошенькая бутылка виски, поэтому сейчас я чувствовал себя не так, чтоб великолепно. Во всяком случае, для споров с матерью.
— В чем дело? — пробормотал я, пытаясь вернуть себе свое же, на минуточку, одеяло.
— Мне звонила Надежда Петровна! — сообщила мама таким тоном, какой должен был все мне разом объяснить.
И таки действительно объяснял многое. Бабская партия, очевидно, снова нашла общего врага в моем лице. Подлеца, негодяя и изменника.
— И? — коротко поинтересовался я, уже зная, что услышу.
— Как ты мог обидеть нашу Оксаночку?! — возопила мама обвиняюще, а я вдруг почувствовал резкую вспышку неимоверной злости и обиды.
Поднявшись на ноги, вперил в мать немигающий взгляд и холодно ответил:
— Я — не мог. А вот вы все — могли! Поверить какой-то дряни, а не мне!
Родная мать обвиняла меня без малейшей попытки выслушать и разобраться! Это было уже слишком.
— Уходи, — процедил я сквозь сжатые зубы. — Тебе нечего делать в этой обители порока и разврата!