(Не)полное зачатие

Беляшкина прижала ко рту ладони и вдруг всхлипнула.

— Нет-нет, все прекрасно. И этот дом — наш?

— Наш, — подтвердил я, расплываясь в улыбке.

— Правда-правда? — уточнила она.

Я просто кивнул. А секунду спустя Оксана уже обнимала меня, бормоча на ухо:

— Но куда нам такой огромный дом?

— Поверь мне, он вовсе не будет казаться тебе таковым, когда ты родишь мне еще пару малышей. А лучше троих. Или даже четверых!

— Терлецкий, ты что, инкубатором меня сделать хочешь?! — я почувствовал, как Беляшкина игриво стукнула меня по груди кулачками. Именно кулачками — ее руки на фоне моих сейчас казались очень хрупкими.

— Я просто хочу большую семью, — ответил я, перехватывая ее ладони. — И обязательно — с тобой.

Она улыбнулась мне, а я, снова взглянув на наши переплетенные руки, сказал:

— И знаешь что еще? Нужно откормить тебя заново!

На лице Оксаны отразился такой ужас, что я, не выдержав, рассмеялся и шутливо пояснил:

— Порой я боюсь, что тебя у меня уведут! Этот твой Алик…

— Алик скоро женится, — улыбнулась Беляшкина. — А я люблю тебя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- И я тебя люблю, — откликнулся я с чувством. — И мне не терпится показать, насколько.

— Ммм? — вопросительно выдала Оксана, и я, коснувшись поцелуем ее шеи, сказал:

— В доме только ты и я. Понимаешь, что это значит?

— Даже не представляю, — похлопала она глазами в ответ.

— Сейчас поймешь, — пообещал я, снова подхватывая ее на руки и взбегая по лестнице на второй этаж, к спальням.

Когда мы, довольные и пресыщенные друг другом, вернулись в квартиру, оказалось, что бабуля тоже времени даром не теряла.

Она и Иван Георгиевич, взявшись за руки, точно первоклашки, сидели рядом на диване. А при нашем с Оксаной появлении вскочили на ноги, точно застигнутые за чем-то неприличным.

— Иван Георгиевич, — я приветственно пожал руку дедушке Вовы и мы с Беляшкиной, переглянувшись, вопросительно уставились на покрасневшую парочку.

— Оксаночка, не знаю, как и сказать… — начала было бабуля, но Иван Георгиевич, галантно поднеся ее руку к губам, сказал:

— Наденька, я сам.

Я наблюдал, как он, отставной военный, смущенно приглаживает ладонью свою седую, но все еще пышную шевелюру. Стоило признать, никогда еще я не видел Ивана Георгиевича столь взволнованным. Впрочем, я и женщин с ним рядом не мог припомнить с тех пор, как не стало Вовиной бабушки. А прошло с тех пор уже весьма немало лет. И сам Вовчик был уверен, что его дед до конца жизни останется одиноким волком. И вот, надо же! Шолохов-старший стоит передо мной и пытается подобрать слова для того, чего мы все давно уже ожидали. Удивительно все же, как способны меняться люди и их планы после того, как они встречают подходящего человека!

— Я, в общем, Оксана, вашу бабушку люблю, — признался, откашлявшись, Иван Георгиевич. — И хочу с ней провести остаток жизни.

Теперь его твердый взгляд перешел на меня. Я удивленно приподнял брови, а потом сообразил. Очевидно, согласно уставу, я, как мужчина в этом доме, должен был дать свое согласие на данное мероприятие.

— Дима, я прошу руки Наденьки, — произнес торжественно Иван Георгиевич, подтверждая мои мысли.

Я поджал губы, в попытке сдержать улыбку и со всей серьезностью ответил:

— Отдаю. И все остальное можете забирать тоже, не только руку, — не удержался все же я.

Оксана тут же ткнула меня локтем в бок. Нахмурившись, я добавил:

— Но только при условии, что сама Надежда Петровна не против.

Кинув взгляд на бабулю, я понял, что уж она-то точно весьма за! Ну еще бы! Такое счастье привалило — будет теперь кого кормить до отвала! А уж у Ивана Георгиевича с аппетитом все явно было в порядке. Во всех смыслах.

— И почему это ты никогда не целовал мне руку? — спросила Оксана, когда мы оказались в своей комнате, оставив новоиспеченных жениха и невесту наедине.

Я взметнул брови и с многозначительной усмешкой сказал:

— Зато я целовал тебе кое-что поинтереснее.

Беляшкина мигом покраснела, а я, склонившись к ней, добавил:

— И знаешь что? Я, кажется, все еще голоден.

И прежде, чем Оксана успела что-нибудь сказать, накрыл ее губы поцелуем и опрокинул на спину. Чтобы показать в очередной раз, что этот бесконечный голод может утолить только она. Сейчас и (я в это верил) — навсегда.

Мы оба с Оксаной сошлись на том, что наша свадебная церемония должна быть выездной. Вне стен загса, вразрез с типичным сценарием. И, имея прилегающий к своему дому огромный сад, было просто грешно не сочетаться браком именно там.

Там, где нам было хорошо. Рядом с собственным домом, где мы непременно проживем долгую и счастливую жизнь.

На втором этаже особняка уже были накрыты столы для гостей, а спальни стояли, готовые принимать всех, кто приехал разделить с нами этот счастливый день.

Я же мялся у украшенной цветами арки и ждал выхода своей будущей жены.

— Нервничаешь? — спросил рядом стоявший Вовчик.

— А ты сам не нервничал? — хмыкнул я.