Не попадайся ему на глаза

И снова повисло молчание. Оба понимали, что могло произойти, опоздай он хоть ненадолго. Так зыбко все. И все же ей было надежно рядом с ним. Казалось, достаточно прижаться к крепкой груди этого мужчины, и весь этот враждебный мир останется «за забором».

Она чуть не сказала себе, что он ее дом. Вовремя опомнилась. Ведь ничего нет на самом деле. А есть только призрачное соглашение, которое действует, пока он разбирается с этим дерьмом. И десять свиданий, одно из которых уже истрачено.

Не хотелось об этом думать.

— Дай угадаю, — проговорила Инга. — Это был…

И назвала того сотрудника, который показался ей странно настороженным сегодня. Вадим кивнул.

— Он, — потом неожиданно добавил: — Его давно вели. Не было повода.

У Инги от удивления даже рот захлопнулся. Стукнула его кулаком по груди.

— Ты мог бы сказать мне.

Он мягко перехватил руку и прижался губами.

— Не мог. Ты бы себя выдала.

Неприятно. Из души поднялась волна обиды и разочарования.

Но Инга переборола себя и продолжила. Потому что надо было что-то говорить, иначе, это разрастется.

— Ты сказал, что следил за мной.

— Да. Я был здесь, на этаже. Камеры постоянно работали, — начал Вадим и разом отрезал. — Все, довольно об этом. Уходим. Все потом.

И так и вывел ее оттуда, прижимая к груди и закрывая собой. Инга опасалась, что сейчас они наткнутся на кого-нибудь в коридоре, будет новая волна сплетен. И такой слабой себя чувствовала, все еще подрагивали ноги. Но он свернул куда-то в неприметную дверь.

Инга и назначения этого помещения не знала. Всегда считала, что это какая-то ниша для сетей или кладовая уборочного инвентаря. Оказалось техническое помещение, оттуда был выход в небольшой коридор к служебным лифтам, а оттуда к аварийному выходу наружу.

Когда ехали в машине, он так же крепко прижимал ее к себе. Странная аналогия проскочила у Инги. Произошедшее — оно саднит как рана, как порез. Но если зажать крепко, порез срастется.

Наверное, надо было сказать еще и про тот злосчастный ежедневник. Но ведь он сам сказал — все потом. А ей хотелось забыть, отбросить от себя и подтачивающее изнутри чувство опасности, и обиду, и разочарование. Всю эту непределенность. Стать ненадолго просто счастливой женщиной.

— Я бы выпила чего-нибудь, — проговорила она.

Вадим сначала напрягся, а потом приказал водителю разворачиваться.

***

У них было свидание.

Настоящее.

Какая-то пригородная гостиница, совсем маленькая, всего на десять номеров. Но судя по всему, очень дорогая. Вадим снял ее всю.

Инга не видела, сколько народу стояло вокруг в оцеплении, просто знала, что он звонил телохранителям, прежде, чем отправить ее в номер, чтобы немного отдохнула. Пока она мылась в душе, принесли цветы и коробку. Внутри была короткая записка его почерком:

«Хочу, чтобы ты надела».

А потом был ужин. Все так нереально, но именно это и помогло Инге забыть обо всем и расслабиться. Ей надо было понять, что она может знать такого. Не удивительно, что она заговорила о том, что ее подспудно беспокоило.

— Вадим, насчет ежедневника. Оказалось, что в мое отсутствие упаковку вскрыли.

Он резал мясо, в тот миг замер и поднял на нее глаза. Инга пересказала коротко. А в конце добавила:

— Я даже не могу сказать, тот ли это вообще ежедневник, в чьих руках побывал. И вообще, «был ли мальчик»? Мне надо встретиться с Дмитрием.

До этого момента Вадим молчал. Но тут он со звоном отложил приборы и сжал кулаки. Желваки заходили по скулам.

— Давай, об этом завтра. Я не хочу слышать о Димке. Сегодня ты только со мной.

Странное чувство разлилось у нее в груди, и как-то само сказалось:

— Да.

Мужчина замер, прищурился и подался вперед так резко, что до нее донеслось его горячее дыхание. Вопрос в глазах.

***

В первый раз он не рвал на ней платье, а раздевал медленно. Не спешил, хотя руки подрагивали нетерпением. Шумное горячее дыхание гладило кожу, поднимая волны дрожи. Когда она осталась в одном белье, остановился.

Сглотнул и замер. Прищуренный взгляд скользил по телу, жаркий, тяжелый. А ей казалось, что он касался ее, заставляя наливаться кровью и соком. Кружевное белье сразу промокло, соски натянули тонкую ткань.

В этом всегда есть что-то ужасно порочное, когда мужчина полностью одет, а женщина раскрыта и беззащитна. И с этой беззащитностью невозможно бороться. Невозможно удержаться и не дотронуться кончиками пальцев до торчащих сосков. Сжать их, погладить, втянуть в себя медленно и жадно. Пока женщина не всхлипнет, чуть сгибая колени и сжимая бедра. И тогда притянуть ее к себе, развести рукой стройные бедра, коснуться ее там. Дать ей ощутить его пальцы.

— Смотри на меня.

Прижать рукой за талию. И начать.

Он так и не выпустил ее из этих объятий, все время прижимал к себе. И когда обнимая нес к кровати, и потом, когда усадил ее на себя и начал гладить членом влажный горячий вход.

— На меня смотри. На меня.

Первое движение. Неглубоко, слегка. Ей не удалось удержать стон. Качнулась к нему, небольшая грудь оказалась у самого его лица. Мало. Не удержался, вобрал.

Она вздрогнула и выгнулась.

— Аааааххх.

Грудь перед его лицом.