Противиться Бажен не стал. Может и лучше, увести дурака от отцовского гнева. Махнул рукой и пошел мимо тропы, прямо в чащу, как подсказывало наитие.
Горыня топал следом, только треск сучьев слышался, да птицы во все стороны разлетались.
Бажен потянулся к кожаной завязке и отцепил маску. Ветер почти ласково обдул испревшую за десяток дней кожу. Главное, не встретить никого, чтоб не испугать.
Княжич шагал вперёд, осматриваясь и стараясь обнаружить хоть какие-то признаки близкого людского жилья. Не мог же народ так прятаться, так обособиться, что заметать за собой все следы. Наверняка, ходили за грибами-ягодами, на охоту, за дровами, наконец. Но лес казался диким, не ведавшим человека. Ни тропинок, ни меток на стволах, ни деревьев порубленных.
– Княжич, ты это, – Горыня за спиной шмыгнул носом, – упрятался бы. А я свистну.
Бажен стремительно развернулся к слуге, не замечая, как тот лишь на миг скользнул по лицу господина взглядом, а потом опустил его долу. В руке Горыня держал какой-то крошечный клочок тонкой ткани, оборванное кружево, то ли часть юбки, то ли рубашки, то ли платка.
– Где нашел? – спешно привязывая маску спросил княжич.
– Так в гнезде. Птаха вспорхнула, а под яичками эта тряпица и была.
– А говорил, мошку раздавили, – усмехнулся Бажен.
Сердце стучало часто и томительно. В животе скручивало, может, конечно, и от голода, но скорее от предчувствий. Сколько уже они обманывали. Восемнадцать лет князь Зоран, ведомый долгом и желанием заполучить наследника нормального облика, за месяц-два перед периодом Красной Луны снаряжает отряд и везет сына туда, откуда пришли вести о умелице-кружевнице, той, что сможет в оговоренный срок сплести заговоренное кружево, без единого узелка – обернется им Бажен и станет пусть не красивым, но таким, чтобы людей не пугать. Где только князья ни были, в каких землях их ни носило. Но… Может Ванда наврала? Боялась за свою жизнь и сочинила сказку наспех?
Бажен прерывисто вздохнул, прикрывая глаза.
А Горыня свистнул, да так, что на миг заложило в ушах.
2
Агнешка с легким страхом взглянула на свадебный наряд, ждущий своего часа. Завтра. Она станет женой. Кузнеца Лучезара. Мысль обрывалась, а не текла ровной нитью. Не плелось из нее кружево.
Вроде бы и ладный Лучезар, и ласковый, и веселый, и родители его приняли сиротку, выросшую с одной полуслепой бабкой, и поддержали Агнешку, когда она осталась совсем одна. Но от мыслей о замужестве ничего в душе не трепещет, не екает. Сравниваешь себя с подружками, нетерпеливо ждущими трехдневную Красную Луну, когда принято играть свадьбы, и чувствуешь, что по сравнению с ними – чурка бессердечная, кукла с глазами.
Перебирая коклюшки, чтобы успокоиться, Агнешка выглянула в окно. Из-за хмари казалось, что время более позднее, чем на самом деле. Может непогода влияет на мысли? Светило бы солнце, и девушка бы радовалась предстоящей свадьбе?
Едва слышный перестук коклюшек неуловимо вторил сердцу, оно словно двоилось: и в груди, и в пальцах. Агнешка закрыла глаза, даже так видя узор, который плела, и заставила себя дышать глубоко и ровно. Загадала – получится доплести кружево вслепую и не запутаться, не навязать узелков – значит, и жизнь ее с Лучезаром такая будет.
Не вышло. Дробный стук в дверь испугал Агнешку – и одна коклюшка выпрыгнула из пальцев, оборвав нить.
– Помоги, Жизнеродящая, – шепнула мастерица, удивляясь себе.
– Чужаки! Чужаки за воротами! – доносились наперебой детские голоса.
А где-то поодаль слышалось протяжное «Ба-а-ам-м-м» колокола со сторожевой башни.
Чужаки в их городище бывали редко, особенность расположения: среди лесов и болот – да и повелось следы за собой подчищать, еще издревле. Уже и причины забылись, отчего отец-основатель так решил, говорили, что пошел раскол какой-то, то ли в вере, то ли еще в чем-то, ушли, затерялись. Но слухи же не уймешь. Да, и самим приходится выходить с торгом да обменом.
Агнешка поспешно подвязала коклюшку и убрала неоконченную работу в шкатулку – позже доделает. Незадавшееся гадание забылось. Захотелось поскорее увидеть, кто прибыл, с какими вестями о большом мире. Девушка оправила платье и выглянула за порог. Встретилась взглядом с соседками, махнула им, улыбнулась матушке Лучезара, заправляющей волосы под наспех завязанный плат, сам он, наверняка, в кузне, и не слышит ничего.
– Там она. Там!
Впереди большого обоза по дороге бежала ватага ребятишек. Каким-то внутренним чутьем Агнешка поняла, что направляются они к ней, хотя каменка проходила через весь городище. Захотелось убежать, спрятаться, скрыться за дверью, и засов, да покрепче, опустить. Но ноги сами собой шагнули со ступеней крыльца вниз.
– Вот Агнешка наша! Вот, – указывал на мастерицу самый младший братец Лучезара, вихрастый Бойко. – Это ее работа, Мракнесущий задери! Только она такие плетенки вяжет!