Не позднее полуночи

— Сразу видно, что вы не ищейка, — бросил я снисходительно. — Это жаркое из косули со сливками, приправленное петрушкой, кербелем, зеленым луком, майораном и лавровым листом. Это уже его демон, во всяком случае один из них. У него их целый ассортимент. Вы уже уходите? Одну минуту, если вас не затруднит, что это была за дама, кажется, девятый номер? Там про нее говорилось:

Закон, что он издал до нашей встречи,
Женой его мне зваться запретил,
Закону своему смиренно повинуясь,
До дней последних он меня любил.

Он обернулся в дверях, улыбка его стала уже сверхснисходительной.

— Но это же так ясно, Аспазия и Перикл.

— Да, конечно. Мог бы и сам догадаться.

Мы вышли в прихожую, и я подал ему пальто. Когда я уже открыл дверь, он спросил:

— Когда я пришел, здесь ведь была мисс Тешер, не так ли?

Я подтвердил.

— А кто были эти трое мужчин?

— Ее советники, она привела их с собой. Может, вы даже о них слышали. Они оказались так разговорчивы, что загнали в угол самого мистера Вульфа.

Мне показалось, что он хотел спросить что-то еще, но наложил на это вето и вышел. Я запер дверь и уже было направился в кухню, чтобы поскорее сообщить Вульфу про Аспазию и Перикла, но телефонный звонок снова загнал меня в кабинет. Я снял трубку, провел со звонившим короткий обмен мнениями, дошел до кухни, где Вульф проводил совещание с Фрицем, и оповестил его:

— Тальбот Хири будет здесь в четверть десятого.

Он уже и так был на пределе, а тут не выдержал и зарычал:

— Прикажешь из-за этого комкать весь ужин?!

Я ответил ему извиняющимся тоном, что, боюсь, у него просто не будет другого выхода. Ведь на ужин оставалось всего каких-нибудь полтора часа.

9

Застольные беседы в доме Вульфа — неважно, при гостях или без — могли вестись о чем угодно, от политики до полиомиелита, лишь бы они не затрагивали наших текущих дел. О делах — ни слова. Строго говоря, тот ужин не был исключением, но он был очень к этому близок. Похоже, где-то среди дня Вульф улучил минутку и пробежал в энциклопедии статью о косметике, так что за ужином его так и распирало от желания поделиться добытой информацией. Для начала, покончив с супом из каштанов и томясь в ожидании, пока Фриц принесет знаменитое жаркое, он наизусть процитировал билль, представленный на рассмотрение английского парламента еще в семнадцатом столетии. Он, в передаче Вульфа, гласил:

«Женщина любого возраста, сословия и достатка, будь то девственница, девица в возрасте или вдова, совратившая с помощью духов, румян, косметических снадобий, искусственных зубов, фальшивых волос, испанской шерсти, железных корсетов, обручей, башмаков на высоких каблуках или накладных бедер одного из поданных Ее Величества и склонившая его к браку, отныне, согласно настоящему Акту, подлежит наказанию наравне с лицами, обвиняемыми в колдовстве, а заключенный обманным путем брак признается недействительным и подлежит расторжению».

Я спросил его, что такое испанская шерсть, и поймал его на этом. Он не знал, а поскольку его всегда бесило, если он не понимал смысла какого-нибудь слова или выражения, которое случалось увидеть его глазам или услышать его ушам, испросил, почему он не посмотрел в словаре, он ответил, что смотрел и что там ничего не оказалось. Следующим номером нашей программы оказалась королева Мария Шотландская, которая, как выяснилось, регулярно принимала винные ванны, то же самое проделывали и её старшие придворные дамы, младшим же, которые не могли себе позволить подобной роскоши, приходилось довольствоваться молочными. Потом разговор перешел к египетским гробницам. Выяснилось, что обнаруженные в них кувшины с притираниями еще хранили запах, хотя пролежали там тридцать пять столетий. Затем я узнал, что законодательницы римской моды во времена жены Цезаря — той, которая вне подозрений, — отбеливали лицо каким-то мылом, которое вывозилось из Галиции. А Наполеону нравилось, когда Жозефина пользовалась косметикой, и все это ей по его указаниям доставлялось с острова Мартиника. Потом оказалось, что Клеопатра и другие египетские дамы красили себе под глазами зеленым, а веки, ресницы и брови — черным. Для этого они пользовались специальной черной краской, нанося её палочками из слоновой кости.