Не позвать ли нам Дживса. Посоветуйтесь с Дживсом. Дживс и скользкий тип

— Дживс, я уже высказывался по поводу вашей привычки говорить: «Видите ли, сэр…» всякий раз, как я предлагаю какой-нибудь тонкий стратегический план. Меня все больше и больше раздражает эта ваша привычка. Однако буду рад услышать ваши критические замечания, если таковые имеются.

— Я только хотел высказать мнение, сэр, что план представляется мне немного усложненным.

— В таком сложном деле и план должен быть сложным.

— Не обязательно, сэр. Альтернативная схема, которую я собирался предложить…

Но я не стал его слушать.

— Дживс, в альтернативных схемах нет необходимости. Мы будем следовать намеченному мной направлению. Даю вам десять минут. Вы успеете занять позицию около парадной двери, а я тем временем раздобуду веревку. Затем я приступаю к выполнению самой трудной части плана. Итак, никаких дискуссий. Вперед, Дживс.

— Хорошо, сэр.

Я испытывал довольно сильное и приятное возбуждение, когда взбирался на холм, где стояла школа Святой Моники, когда распахнул калитку и вошел в темный сад. Но стоило мне сделать несколько шагов по газону, как у меня внезапно появилось странное ощущение, будто все кости из моего тела вынули и заменили их макаронами. Я остановился.

Не знаю, случалось ли вам в начале пирушки испытывать нечто вроде лихорадочной веселости, которая потом без всякого перехода вдруг исчезает, будто кто-то щелкнул выключателем. Нечто подобное произошло со мной и сейчас. У меня возникло противное ощущение, сродни тому, которое испытываешь в скоростных лифтах Нью-Йорка, когда, достигнув двадцать седьмого этажа, обнаруживаешь, что легкомысленно оставил все свои внутренности где-то на тридцать втором, и уже поздно — ты не можешь остановиться и водворить их на место.

Истина явилась мне, как льдинка, попавшая за воротник. До меня вдруг дошло, что я очень сильно погорячился. Только для того, чтобы одержать верх над Дживсом, я впутался в историю, которая наверняка обернется для меня самой страшной катастрофой в моей жизни. Чем ближе я подходил к зданию школы, тем сильнее осознавал, что мне не следовало с тупым высокомерием отвергать альтернативную схему Дживса. Единственное, в чем я сейчас нуждался, это — альтернативная схема, причем чем альтернативнее она будет, тем лучше для меня.

Тут я обнаружил, что стою у двери оранжереи. Не прошло и минуты, как я нагреб несколько горшков. Теперь вперед, к дереву «сквозь льды и снега, во весь опор, под знаменем странным — "Эксцельсиор!"».[79]

Дерево было как будто специально посажено для нужной мне цели. Правда, здесь, в саду, принадлежащем близкой подруге тетки Агаты, мои взгляды на главные правила прыгания с ветки на ветку существенных изменений не претерпели; однако должен признаться, что если уж возникла подобная надобность, то, вне всякого сомнения, лезть на данное дерево стоило. Кажется, это был кедр, и не успел я оглянуться, как оказался на самой его верхушке, высоко над миром. Далеко внизу поблескивала стеклянная крыша оранжереи. Я поставил цветочный горшок на колено и принялся обвязывать его веревкой. А сам погрузился в безрадостные размышления о женщинах.

Конечно, в ту минуту я жестоко страдал, оттого что мои бедные нервы подвергались чрезмерному напряжению и, оглядываясь назад, я убеждаюсь, что был в своих суждениях слишком уж суров. Однако меня отчасти может оправдать то, что выносил я их, сидя на ветке в ночной тьме. Конечно, вы вправе думать обо мне, что угодно, но чем чаще мыслящему человеку приходится общаться с женщинами, тем более невероятным ему кажется, что этому полу вообще позволено существовать на свете.

Женщины, намой взгляд, никчемные создания. Возьмем, например, тех, кто замешан в данной истории. Начать с моей тети Агаты, более известной как бич Понт-стрит и черепаха, кусающая людей. Ближайшую подругу тети Агаты, мисс Маплтон, я видел всего один раз, но могу с уверенностью сказать, что она и тетя Агата — два сапога пара. Бобби Уикем коварно втравливает простодушных людей в истории, вроде той, в которую сейчас влип я. А кузина Бобби Уикем, Клементина? Вместо того чтобы прилежно готовить уроки и учиться быть примерной женой и матерью, она проводит свои юные годы, набивая чернильницы шербетом…

Хорошенькая компания! Вернее будет сказать, шайка разбойников!

Только я вогнал себя в состояние крайнего возмущения женской безнравственностью и приготовился продолжать обличительный монолог, как внезапно яркий свет брызнул откуда-то снизу мне в лицо и чей-то голос произнес:

— Хо!