– Нильса очень похожа на него.
Я потупила взгляд.
– Да, я постоянно это отмечаю. От меня у нее только маленький носик.
Лиза вдруг начала прибирать грязные тарелки. Я видела, что она хочет задать вопрос, но как будто не решалась. Решив, что это из-за Дена, я встала и тоже отнесла некоторые тарелки на кухню, где и остановила её.
– Если хочешь меня о чём-то спросить, спрашивай. Клянусь, я не обижусь. Не хочу, чтобы из-за меня у вас с Денисом были разногласия.
– Да нет… я… Денис рассказал мне о твоём побеге, но я не знала, что отец Нильсы тот самый Лиам, с которым он проводил много времени, пока мы встречались.
– Ты была с ним знакома?
– Да, Дёня нас познакомил, но я не общалась с ним, потому что мой английский на нуле. Я учила французский, но и на том говорить не могу.
Дёня. Как странно это прозвучало из уст Лизы. Будто она упомянула совершенно другого человека, не Дена, которого я знала.
– Я не знала, что он погиб, – продолжала Лиза. – Только сейчас, за ужином, вы упомянули об этом несчастье. И… я в шоке. Как это произошло?
– В него выстрелили. А меня увезли в Россию.
Лиза посмотрела в сторону, и я насторожилась. У неё были какие-то мысли, которые так и рвались наружу, но она их по каким-то неведомым мне причинам прятала. Или не хотела лишний раз напоминать?
Мы обе услышали, как Денис поёт с детьми «В лесу родилась ёлочка». В этот момент на наших лицах должны были появиться улыбки, но мы остались мрачными, как небо в момент грозы.
– Лиз, будь откровенна со мной. Я же вижу, что ты хочешь что-то сказать.
– Да, – она отодвинула салатницу и положила ладонь на стол. – Ты сказала, что в него выстрелили. Он умер у тебя на глазах?
Я хлопала ресницами.
– Н-нет. Он упал, но был ещё жив… вроде. – Я зажмурилась, вспоминая. – У меня случилась истерика. Когда меня вытаскивали из квартиры, я видела, как один из людей Махмуда нацелился Лиаму в голову.
– Но ты не уверена в исходе, так?
Теперь мои глаза бегали по кухне, а сердце гулко билось в груди.
– Хочешь сказать, что…
– Если ты не видела факт смерти, то как ты можешь утверждать, что он умер?
Странно, что раньше мне ни разу эта мысль не приходила в голову. Лиам мог выжить. Да! А почему нет?
Глаза мои озарились надеждой, в порыве чувств я обняла Лизу. Она сначала растерялась, но потом ее руки приникли к моей спине. Такими нас и застал Денис.
***
Она кричит и кричит. Соску выплёвывает, от смеси отказывается, выгибается и напрягает ручки с ножками.
Я никак не могла понять, что происходит с моим ребёнком. И подсказать некому.
Весь автобус на меня ополчился. «Сделайте что-нибудь!» – крикнул мужчина с переднего сиденья. А следом за ним старуха, вместо того, чтобы подсказать, как заорала: «Что ж ты с таким маленьким ребёнком в дорогу собралась?»
И это турецкий народ? Много же изменилось с тех пор, как я в последний раз здесь была. Обычно они всегда готовы помочь. А дети для них – это ангелочки, которых нужно оберегать.
Я ходила по проходу, пытаясь укачать Нильсу. Потом ко мне подошла женщина с самого хвоста автобуса и мягко сказала: «Небось обделалась. Подгузник проверяла?»
С минуту я пялилась на женщину, вспоминая слово. Турецкий – мой второй родной язык, но, как оказалось, многие слова забылись. Или я от стресса ничего не соображала. Отогнув краешек подгузника, обнаружила, что он почти сухой.
– Нет, абла. Дело не в этом, – сказала я.
– Значит, животик болит. Погоди, у меня лекарство есть.
Автобус сделал экстренную остановку. Женщина ехала с двумя малышами лет двух-трёх, и я ей была безмерно благодарна за помощь. После принятия лекарства Нильса уснула и до самой деревни мы ехали в тишине.
Деревня Зенген была расположена к востоку от турецкой государственной автомагистрали D.750. От Коньи она находилась на расстоянии чуть больше двухсот километров. Я собиралась остановиться у родственников, позвонить Эбру и попросить приехать под предлогом навестить родных. План выглядел безупречным, если учесть, что тётя с дядей не поддерживают связи с отцом. Он никогда к ним не приезжал, они тоже. Каждый из них жил своей жизнью, но мои сёстры раньше частенько приезжали то на свадьбу чью-нибудь в деревне, то на рождение ребёнка. Поэтому никаких подозрений возникнуть не должно.
Когда автобус отъехал, я посмотрела вокруг на кофейные холмы и напрягла все свои мозги, но адреса не могла вспомнить. Я была здесь ещё совсем ребёнком. Знала примерное направление, но улицы вспомнить не могла.
Так и бродила бы до вечера, если бы не встретила старую хорошо знакомую мне тейзе* (тур.: тётя или вежливое обращение к любой женщине).
– Приезжая? – спросила она, прищурившись. Она явно узнала моё лицо, но ещё не до конца поняла, кто я такая.
– Вы должны меня помнить. Я – Эла Демирель. Приехала повидать Хамид-амджу. Только давно здесь не была и заплутала.
– Чилек помню. Эбру помню, а Элу… – она задумалась. – Ты их третья, что ли?
– Да, именно!
– Это не про тебя слухи ходили, якобы из дома сбежала из-за любви?
Ох, какие же они любопытные!
– Не-ет. То не про меня.
Она глянула на спящую Нильсу и заулыбалась.