(Не)приемный папа (СИ)

Самому до одури хочется, чтобы Ксюша рядом всё время была, видеть, как у неё живот растёт, как она становится мягкой и степенной, а потом немножко неуклюжей со смешной утиной походкой. Хочется лежать вечерами в обнимку и чувствовать, как в ней новая жизнь развивается. Но я переживу, в конце концов, это не самое главное. Всего лишь мои прихоти.

— А почему мама уезжает? — спрашивает Варя, когда я собираюсь везти жену в больницу. — Она заболела?

— Нет, Варежка, — Ксюша присаживается на корточки и обнимает дочь. — Просто так надо. Обещаю приезжать на выходные и ходить с вами на прогулки.

— Угу, — Варя тяжело вздыхает. — Я буду скучать.

— И я, моя хорошая.

А потом тянутся тревожные дни. Три месяца внутреннего ада, когда ночью в поту просыпаешься от нового кошмара. Когда каждую минуту молишься, чтобы всё обошлось.

Но есть в нашей разлуке и немного светлых и радостных моментов. Мы снова начали сообщения друг другу слать. И есть в этом нечто особенное. Мы созваниваемся по видеосвязи и вместе гуляем или играем с Вареником, а вечера только наши с Ксюшей. У нас порой такие горячие переписки, что в штанах дымится, а врач, как назло запретил физические отношения. Девять месяцев воздержания, по всей видимости, превратятся для меня в своеобразную пытку.

Каждый осмотр жены для меня стресс. Я стараюсь быть рядом, как можно чаще. Сердце замирает всегда, когда жду вердикта врача. Но слава высшим силам, пока всё идёт без осложнений. И, наконец, мы перешагиваем эту страшную цифру — три месяца. Все показатели в пределах нормы, и можно немного выдохнуть.

А потом у Ксюши начинает округляться живот. Замечаю, как она всё время его гладит. Порой неосознанно прижимает ладони, как будто от невидимой угрозы старается защитить. Варя всё ещё не в курсе по поводу положения мамы. И, честно говоря, мы немного волнуемся, как она воспримет информацию.

Всё вскрывается неожиданно для нас всех. Вареник застаёт нас с Ксюшей в очень пикантный момент. Я сижу на стуле за обеденным столом — жене захотелось чего-нибудь перекусить на сон грядущий, а Ксюша стоит передо мной в тонкой ночной сорочке. Малыш впервые толкнулся. И это произошло, когда она домой на выходные приехала.

Не передать словами, как это волнительно!

Прикладываю руки к маленькому круглому животику и закрываю глаза. Толчки ещё такие слабые, но уже отчётливо различимые. Для меня это настоящее чудо!

Поднимаю глаза и вижу, что для Ксюши это чудо по значимости ещё весомее. УЗИ показало, что мы ждём сына. И сейчас, обняв живот жены, я шепчу, как сильно их обоих люблю. И ровно в этот момент на кухню заходит Варя. Я её уложил полчаса назад, но дочке воды захотелось.

Вареник замирает и с непониманием смотрит на нас. Становится неловко. Как будто ребёнок нас застукал за чем-то постыдным.

— Варя, — отмираю первым. — Кажется, у тебя скоро появится братик.

Дочка молча поджимает губы и отчего-то насупливается.

— Ты не хочешь братика? — пытаюсь выяснить причину такой реакции, но Вареник молчит и только громко сопит, а потом внезапно реветь начинает. — Кнопка, ты чего? — подхватываю дочку на руки.

Ксюша выглядит растеряно и подавлено. Замирает, не зная, что предпринять. А Варя, меж тем, в шею мне, как клещ вцепляется, будто я могу раствориться в любую секунду.

— Малыш, эй, — пытаюсь достучаться до дочки.

Ксюша пытается подойти, чтобы утешить Варю, но та шарахается и ещё крепче ко мне прижимается, дрожа всем телом. Мы с женой молча переглядываемся, и я уношу дочь в спальню.

Все попытки Ксюши зайти следом, малышка воспринимает в штыки. Молча трясётся у меня на руках, и ни в какую не желает отлипнуть. Жестами показываю, что самостоятельно попытаюсь разобраться. Сам в уме уже прикидываю, кому звонить — скорой или психологу. Надеюсь, психотерапевт не пошлёт меня в далёкие дали из-за позднего звонка.

Но хорошо бы, для начала выяснить причину такого поведения.

— Варюш, — глажу ласково дочку по голове. — Что случилось?

— Ты меня больше не будешь люби-и-ить, — выдаёт с подвыванием малышка.

— Почему ты так решила? Ты же моя маленькая принцесса.

— Я приёмная, а теперь у тебя родной ребёнок будет, — каждое слово через судорожный всхлип.

— Вреник, эй! — пытаюсь оторвать дочку от себя, чтобы в лицо заглянуть, но она только крепче прижимается и сильнее трястись начинает. Быстро оставляю попытки.

Обнимаю дочку крепко, успокаивающе гладя по спине.

— Ты моя родная дочка, — говорю то, что давно собирался. — Слышишь, кнопка?

— Ты так говоришь, чтобы я не пла-а-а-акала, — Варя не верит.

— Нет, — говорю максимально серьёзно. Не пойму, правильно ли я сейчас действую. Иду вперёд по наитию.

— Я узнал случайно, что у меня есть дочка. Твоя родная мама скрыла тебя от меня. Я правду говорю. А когда узнал, то сразу же тебя забрал. А потом боялся тебе рассказать. Думал, что предателем меня посчитаешь. Но я, правда, не знал о тебе.

Девочка затихает, а я сейчас будто в яму проваливаюсь. Состояние свободного падения в бездну все внутренности выворачивает. Что если не поверит? А если поверит, но не простит за то, что так долго одна была?

— Я, правда, твоя?