Не. Прикасайся ко мне

Потом я поехала обходным путем через кампус, где высадила Луку, который хотел позаниматься с сокурсниками. Я спросила, нужно ли мне забрать его позже, но он отказался и добавил, чтобы я не беспокоилась.

Дело в том, что мне все равно было нечего делать. Впереди были свободные выходные. У меня все еще не было бусинок и другого материала для моих украшений, и единственной возможностью занять себя была учеба. Будь я как все, я пошла бы в город, посидела в кафе, сделала бы покупки и, возможно, пошла в кино. Но я не как все, и мысль о том, чтобы сидеть одной среди незнакомых людей в переполненном кафе или кинотеатре, делала меня такой же нервной, как мысль тратить деньги, которых я не имела.

Апрель не спала, когда я вернулась, она собиралась на работу, а потом тоже намеревалась встретиться со своей учебной группой. Когда мы попрощались, она пообещала принести что-нибудь на ужин из города.

Вскоре я снова осталась одна. Я потратила немного времени, разбирая покупки. Потом пару часов позанималась, сыграла несколько раундов Марио Карт, дожидаясь момента, когда смогу позвонить Норе, не рискуя, что трубку поднимет он.

Мы говорили о Миче Дженкинсе, мальчике из ее школы, Луке и Апрель, моей работе в библиотеке и обо всем, что нас занимало. Я умолчала о том, что была ограблена и жила в квартире Луки. Они с мамой не должны волноваться, а прежде всего я не хотела, чтобы они спросили мой адрес. Хотя три тысячи миль между Мэном и Невадой были хорошим буфером, я считала отчима способным на все.

После того как мы попрощались, я позвонила Меган.

По-видимому, ее художественная «вспышка» закончилась, так как она ответила после первого гудка.

– Привет, Сага! – Ее слова почти заглушались шумом большого города. После нашего последнего телефонного разговора она полетела в Нью-Йорк, чтобы познакомиться с какими-то важными людьми мира искусства.

– У тебя все хорошо?

– Все в порядке. Как прошло открытие выставки?

– Чудесно! Лучший. Вечер. Моей. Жизни.

Я легла на диван.

– Это звучит многообещающе.

– Так и было, – сказала Меган и рассказала мне обо всем, что она пережила, всех вещах, которые видела, и всех людях, которых встретила. Три маленькие галереи согласились посмотреть ее портфолио, а один журналист, пишущий для художественного журнала, пообещал написать о ней как о молодом таланте, если ее работа убедит редакцию.

– Ух ты, фантастика! Я так рада за тебя! Чувствую, ты еще станешь очень важной персоной. Следующая Марина Абрамович. Только с картинами и менее странная.

– Откуда ты знаешь Марину Абрамович? – оторопела Меган.

– Документальный фильм о ней на днях шел по телевизору.

Она засмеялась.

– А, это все объясняет.

– Ты уже послала журналу свою папку?

– Еще нет, – ответила Апрель. – Я как раз иду в типографию. Не хочу посылать им дешевые отпечатки, которые Стефано сделал для меня.

– Я действительно очень рада за тебя, – повторила я.

– Я так волнуюсь! – взвизгнула Меган. – Если все пойдет хорошо, я могла бы до конца года назначить дату своей первой персональной выставки. И прочесть двухстраничную статью обо мне в уважаемом художественном журнале. Потом мои работы увидят владельцы галерей во всей стране, и я… Мне кажется, я уже тяжело дышу.

– Все будет хорошо! – Я улыбнулась и развлекала Меган как могла, пока она не дошла до типографии.

Она сдала свой заказ, и, пока мы ждали, я рассказала ей о закупке еды с Лукой и его пренебрежении к Хеллоуину. Меган жалела, как и я, что мы не можем провести этот день вместе, но мы поклялись отложить до следующего года достаточно денег, чтобы продолжить нашу традицию.

Глава 18

Шорох ручек, царапающих бумагу, звучал в ушах словно фейерверк – слишком громко. Я попыталась не обращать внимания на эту громкую тишину и сконцентрироваться на перечне вопросов, лежавших передо мной. Мне оставалось десять минут до сдачи работы, а я ответила лишь на две трети вопросов. Я знала, что хотел услышать профессор Эриксен. Я часами зубрила учебный материал и запомнила все термины. Но знания не хотели всплывать на поверхность и через карандаш изливаться на бумагу.

Я сделала глубокий вдох. Нет причин обращать внимание на помещение или сокурсников. Ни один человек не интересуется мной. Ни Коннор, который сидит в моем ряду за три места от меня. Ни Гэвин, сидящий на пять рядов позади меня. Ни тип с дредами, который в этот момент как сумасшедший зачеркивает ответы на своем листе.

– Еще пять минут, – раздался в аудитории голос профессора. Он звучал скорее как угроза, а не как информация к размышлению.

Некоторые студенты раздраженно застонали, а потом еще лихорадочней застрочили ручками по бумаге.

Сейчас или никогда. Я еще раз прочитала последний вопрос и начала отвечать. Все было лучше, чем ничего, так как за ничего нельзя было получить ни одного балла.

Подгоняемые лихорадочной мыслью обязательно сдать этот экзамен, пролетели последние пять минут. Прозвучал пронзительный писк будильника. Я выронила ручку, влажную от вспотевших рук, и упорядочила стопочку листов A4.