Не прикасайся ко мне

— Благодарю вас, не хочу. У меня у самого голова полна всякого вздора, — ответил мудрый старец, саркастически усмехнувшись. — Но позвольте спросить вас — не случалось ли вам задумываться над характером нашего народа? Мы народ мирный, но любим воинственные представления и кровавые бои; мы демократичны, но обожаем императоров, королей и принцев; мы не религиозны, но разоряемся на пышные церковные празднества. Наши женщины, мягкие по натуре, приходят в неистовый восторг, когда видят, как принцесса потрясает копьем. Знаете, с чем это связано? Вот с чем…

Приход Марии-Клары и ее друзей положил конец разговору. Дон Филипо встретил их и провел на отведенные для них места. Вскоре явился отец Сальви с еще одним францисканцем и несколькими испанцами. За монахами следовало несколько горожан, вменивших себе в обязанность повсюду сопровождать святых отцов.

— Да вознаградит их господь и в жизни иной, — пробормотал старик Тасио, уходя прочь.

Спектакль начался выступлением Чананай и Марианито в сценке «Криспино и кума». Все, затаив дыхание, смотрели и слушали, один отец Сальви, казалось, пришел сюда только для того, чтобы глядеть на Марию-Клару. Печаль сообщила ее прелестному облику красоту, столь возвышенную и неземную, что легко было понять, почему на нее смотрят с восхищением. Но глаза францисканца, ввалившиеся и воспаленные, не выражали восхищения. В его мрачном взгляде читалось безнадежное отчаяние, — такими глазами, должно быть, Каин издали взирал на рай, прелести которого ему рисовала его мать!

Первая пьеса уже закончилась, когда вошел Ибарра. Его появление вызвало ропот в зале. Внимание зрителей сосредоточилось на нем и на священнике. Но молодой человек, казалось, ничего не замечал, он спокойно поздоровался с Марией-Кларой и ее подругами и сел подле них.

Одна только Синанг заговорила с ним.

— Вы видели фейерверк? — спросила она.

— Нет, дружок, мне пришлось уехать с генерал-губернатором.

— Ох, какая жалость! С нами был падре, и он рассказывал нам истории об осужденных на муки грешниках. Вообразите! Пугать нас, чтобы мы не могли веселиться! Нет, вы только вообразите!

Священник встал и подошел к дону Филипо, с которым у него, видимо, завязался бурный спор. Первый говорил возбужденно, второй — спокойно, вполголоса.

— Весьма сожалею, но я не могу уступить вашему преподобию, — говорил дон Филипо. — Сеньор Ибарра — один из наших самых видных жертвователей, и он имеет право быть здесь, если только не нарушает порядка.

— Но разве смущать своим присутствием добрых христиан — это не нарушение порядка? Все равно что пустить волка в овчарню! Вы ответите за это перед богом и властями!

— Я всегда отвечаю за действия, которые совершаю по собственной воле, падре, — ответил дон Филипо, слегка поклонившись. — Но моя весьма ограниченная власть не дает мне права вмешиваться в дела религии. Те, кто хочет избежать общения с сеньором Ибаррой, не должны к нему обращаться: он никому не навязывается.

— Но опасность этим не устраняется, а тот, кто ищет опасности, погибает.

— Я не вижу никакой опасности, падре. Алькальд и генерал-губернатор, мои начальники, беседовали с ним весь день, и не мое дело поучать их.

— Если вы не выведете отсюда его, уйдем мы.

— Очень сожалею, но я никого не могу выводить.

— Священник тотчас же раскаялся в своей угрозе, но отступать было поздно, поэтому он кивнул своему спутнику, который с сожалением покинул свое место, и оба удалились. Некоторые последовали их примеру, бросая на Ибарру взгляды, полные ненависти.

В публике усилился ропот, послышались возгласы возмущения. Многие подходили к молодому человеку и говорили.

— Мы не оставим вас, не обращайте на них внимания.

— На кого это «на них»? — спросил удивленный Ибарра.

— На тех, что ушли, чтобы не встречаться с вами.

— Ушли, чтобы не встречаться со мной?

— Да, они говорят, что вас отлучили от церкви.

Юноша онемел от изумления. Он оглянулся и увидел, что Мария-Клара прикрыла лицо веером.

— Но разве это возможно? — воскликнул он наконец. — Разве мы живем в средние века? Хорошо же…

Он подошел к молодым девушкам и уже другим тоном сказал:

— Извините, я совсем забыл, что у меня деловое свидание. Я скоро вернусь и провожу вас домой.

— Останьтесь, — сказала Синанг. — Еенг будет танцевать «ла каландрия». Она чудесно танцует.

— Не могу, дружок, но я вернусь.

Шум нарастал.

На сцене появилась Еенг в красочном наряде и сказала: «Вы позволите?» Карвахаль ответил ей: «Выходите, пожалуйста». В это время два жандарма подошли к дону Филипо и попросили его прекратить представление.

— Почему? — удивленно спросил лейтенант-майор.

— Потому что альферес и его супруга подрались, и теперь не могут уснуть.

— Скажи альфересу, что у нас есть разрешение старшего алькальда и никто в городе не имеет права его отменить, даже сам префект, а он мой единственный начальник.

— Надо прекратить представление! — повторили гражданские гвардейцы.

Дон Филипо повернулся к ним спиной, и они удалились.

Чтобы не нарушать спокойствия, дон Филипо не сказал никому ни слова об этом инциденте.