— Но мы же этого не хотим, — сказали молодые и кое-кто из старших.
— Однако этого хочет священник, — повторил префект. — Я обещал, что желание его будет исполнено.
— Тогда зачем вы пригласили нас сюда?
— Именно для того… чтобы сообщить вам об этом.
— Почему же вы не предупредили нас с самого начала?
— Я хотел сказать вам, сеньоры, но слово взял капитан Басилио, и я уже не успел… Надо слушаться священника.
— Священника надо слушаться, — вторило ему несколько старейшин.
— Его надо слушаться, иначе алькальд всех нас посадит в тюрьму, — грустно присовокупили другие старики.
— Тогда слушайтесь его и сами устраивайте праздник! — закричали молодые, вставая. — Мы берем назад наши взносы.
— Деньги уже собраны, — сказал префект.
Дон Филипо подошел к нему и с горечью сказал:
— Я поступился своей гордостью ради доброго дела; вы же пожертвовали своим человеческим достоинством ради дурного и все испортили…
Ибарра обернулся к школьному учителю и спросил его:
— Вам что-нибудь нужно в главном городе провинции? Я тотчас же еду туда.
— У вас там дела?
— Да, у нас там дела, — загадочно ответил Ибарра.
Когда по пути домой дон Филино клял свою неудачу, старик Тасио сказал ему:
— Мы сами виноваты. Вы не протестовали, когда вам навязали раба в начальники, а я, безумец, забыл об этом.
XXI. История матери
…Бежала куда-то — летела в сомненье,
Одно лишь мгновенье — не отдыхая…
Сиса бежала к своему дому в полном смятении, которое охватывает душу, когда в беде все оставляют нас и мы лишаемся последних надежд. Тогда нам кажется, что вокруг — непроглядная тьма, и если вдали видится мерцающий огонек, нам хочется бежать к нему, следовать за ним, хотя бы на пути и разверзлась бездна.
Мать желала спасти своих сыновей. Как? Матери не спрашивают о средствах, когда речь идет о спасении детей.
Она бежала, гонимая страхом и мрачными предчувствиями. Арестован ли уже Басилио? Куда делся ее маленький Криспин?
У своей хижины над оградой садика она увидела треуголки двух жандармов. Невозможно описать, что она почувствовала в этот миг; она забыла все и вся. Сиса знала наглость этих людей, которые не считались даже с самыми богатыми горожанами. Что будет теперь с нею и ее сыновьями, обвиненными в краже? Жандармы — это не люди, это только жандармы: они глухи к мольбам и привычны к слезам.
Сиса инстинктивно подняла глаза к небу — небеса сияли дивной улыбкой; в их прозрачной лазури плыли белые облачка. Она остановилась, чтобы немного прийти в себя; дрожь сотрясала ее тело.
Солдаты выходили из дому, но с ними никого не было, никого и ничего, кроме курицы, которую Сиса откормила. Женщина вздохнула свободнее, воспрянула духом.
— Как они добры, какое у них доброе сердце! — пробормотала она, чуть не плача от радости.
Если бы солдаты сожгли ее дом, но оставили сыновей на свободе, она осыпала бы их благословениями. Она снова с благодарностью взглянула на небеса, где пролетала стая цапель, этих легких облачков филиппинского неба, и с новой надеждою в сердце продолжала путь.
Приблизившись к этим страшным людям, Сиса отвела взгляд в сторону, делая вид, что не замечает своей курицы, которая кудахтала, взывая о помощи. Едва она разминулась с ними, как ей захотелось пуститься бегом, но осторожность заставила ее умерить шаг.
Сиса не успела далеко уйти, как вдруг услыхала повелительный оклик. Она вздрогнула, но не подала виду, что слышит, и спокойно продолжала свой путь. Жандармы снова позвали ее, на этот раз громче, с оскорбительной руганью. Она невольно обернулась к ним, бледная и дрожащая. Один из жандармов сделал ей знак приблизиться.
Сиса, словно неживая, подошла к ним: от страха у неё отнялся язык и пересохло в горле.
— Говори правду, или мы привяжем тебя к тому дереву и пристрелим, — сказал один из них угрожающим тоном.
Женщина уставилась на дерево.
— Это ты — мать воров? — спросил другой.
— Мать воров, — машинально повторила Сиса.
— Где те деньги, что сыновья принесли тебе вчера вечером?
— Ах, деньги…
— Мы пришли арестовать твоих сыновей. Старший удрал от нас, а где ты спрятала младшего?
— Услышав это, Сиса вздохнула свободней и ответила:
— Уже много дней, сеньор, я не видела Криспина; надеялась увидеть его сегодня утром в монастыре, но там мне сказали…
Солдаты многозначительно переглянулись.
— Хорошо, — воскликнул один из них, — отдай нам деньги, и мы оставим тебя в покое.
— Сеньор, — умоляюще сказала несчастная женщина. — Мои сыновья ничего не украдут, даже если будут умирать с голоду: мы к нему привыкли. Басилио не принес мне ни одного куарто; можете обыскать весь дом, и если найдете хотя бы реал, делайте с нами все, что хотите. Не все бедняки — воры.
— Если так, — медленно проговорил один из жандармов, глядя Сисе в глаза, — ты пойдешь с нами. Небось тогда сыновья твои сами прибегут и выложат украденные деньги.
— Я? С вами? — пробормотала женщина, отступая на шаг и взирая со страхом на их мундиры.
— Вот именно.