Не приходя в сознание

— Ты напрасно так, я в самом деле уверен, что мы найдем эти деньги. Во-первых, похитить деньги гораздо легче, нежели потом распорядиться ими. Ведь их еще нужно поделить, а это непростая задача для той публики, которая идет на ограбление. Каждый из них свой собственный риск считает самым отчаянным, свое участке в ограблении — основным и, естественно, за свои страхи денег хочет получить побольше. Хорошо! Мы не возьмем его в поезде. Не узнаем, кто он. Допустим. Но ведь с прибытием поезда в Тымовское поиск не прекращается. Все только начинается, Пермяков. Сейчас у нас первая пристрелка, разведка боем. Главная схватка впереди. Ты всех знаешь, кто едет в твоем вагоне?

— Всех, а как же!

— Их имена, адреса, места работы, семейное положение?

— Откуда, Серега?!

— О чем же ты с ними разговариваешь? Вернее, что берешь из разговоров? Что вносишь в записную книжку, когда остаешься в купе один? Ведь это очень просто — уточнить потом правильность тех сведений, которые каждый сообщает о себе. А преступник неизбежно лжет. Он должен лгать, он вынужден это делать, чтобы замести следы.

— Знаешь, вот я слушаю и думаю — не зря ведь Катя так уважает тебя. Мне казалось, что все дело в твоем росте. Рост, конечно, главное, но не единственное... Надо же...

— Ладно, Пермяков, разбежались. Кажется, кто-то идет... «Познакомимся» позже. Не забудь — как можно больше сведений. Самых разнообразных. В незначительных вещах человек обычно не лжет, у него сил на это не хватает. Он соврет, называя свою фамилию, но имена детей или жены назовет правильно. Он соврет, называя город, где живет, но номер квартиры укажет верный.

Глава шестая

За несколько лет жизни на острове Левашов уже сталкивался с бичами, знал их повадки. Матросы, списанные на берег за всевозможные провинности, рыбаки, ожидающие путины, летуны, люди, которые прибыли сюда в поисках голубой романтики и теперь употреблявшие это слово разве что в качестве ругательства. Среди бичей встречались люди, сбежавшие от жен, долгов, алиментов, от опостылевшей конторской жизни, люди, разочарованные в городах, друзьях, в самих себе. Попадались среди них и убежденные сезонники, которые просто ждали момента, чтобы уйти в море, на промысел, в тайгу.

Тяжелую северную богему выдерживали далеко не все, и состав бичей постоянно обновлялся. Матросы в конце концов находили место на судах, рыбаки уходили на лов кальмаров, сайры, крабов, а разочарованные быстро разочаровывались и здесь и убирались восвояси, притихшие и помудревшие.

Ездили бичи чаще всего без билетов, очень радовались, встречая знакомых, бывших друзей. И не только потому, что у них можно было одолжить десятку-другую. Несмотря ни на что, они тосковали по старым временам, когда спали в своих кроватях, ходили по утрам на работу, получали зарплату. На радостях бичи нередко тут же спускали одолженные деньги и охотно выкладывали истории, которые слышали в бесконечных скитаниях или которые придумывали сами.

Открыв утром дверь, Левашов невольно отшатнулся. Чуть ли не с гиканьем по коридору бежали трое парней. Один — здоровенный детина в куртке, второй — щуплый, в каком-то затертом плаще, третий — толстяк в свитере.

Левашов уже хотел вернуться в купе, но остановился. На него в упор смотрела молодая женщина.

— Извините, — сказала она неожиданно громким и низким голосом. — Куда это они? — Женщина кивнула в сторону удалявшегося топота.

— Буфет скоро должны открыть. Проголодались ребята.

— Так чего бежать?

— Нас замело не на один день. А буфет... Там все разнесут за десять минут.

— А почему вы не идете? — Она не спрашивала, она требовала ответа.

— Извините, не понял.

— Я спросила, почему вы не идете в буфет? — спокойно повторила женщина. Она отбросила назад волосы, но взгляда не отвела.

— К буфету пробиться уже невозможно. Все забито до тамбура. Мне интересно знать, кто же устоял против соблазна раздобыть пару пирожков. В нашем вагоне таких совсем немного. Вот вы, например...

— Послушайте, в поезде едут дети. Если нас занесло, как вы говорите, не на один день, надо что-то предпринять. Нельзя же допустить, чтобы все продукты расхватали те, у кого плечи пошире или нахальства побольше.

— Знаете, так не пойдет. Вас как зовут?

— Лина, — ответила женщина, помолчав. Она будто решала, стоит ли ей называть свое имя. А когда назвала, у нее появилось такое выражение, будто она пожалела об этом.

— Кто вы такая?

— Методист областного Дворца пионеров.

— А куда едете?

— Куда надо. Еще вопросы есть?

— Есть, но они, по-моему, уже надоели вам.

— Пока мы тут болтаем, там, возможно, уже продукты кончаются. Знаете, я попрошу вас...

— Чтобы легче было просить, вы могли бы поинтересоваться, как меня зовут. Сергеем меня зовут.

— Очень приятно. Сережа, помогите, а? Многие пассажиры рассчитывали сойти с поезда еще ночью и, конечно, ничего не прихватили с собой.

Левашов зачем-то взял с полки шапку, надел, потом, спохватившись, бросил ее на место. Подойдя к служебному купе, он резко отодвинул дверь в сторону и тут же снова задвинул. У самого порога проводница, встав на цыпочки, целовалась с парнишкой.