Не приходя в сознание

— Вы не жили вместе? Отец сдавал полдома чужим людям, а вы, родной сын, живете на стороне... Почему?

— Так уж получилось. К родителям лучше ходить в гости... А жить вместе... Слишком много точек соприкосновения.

— Значит, не любили вы отца?

— Я этого не говорил. Отец — он и есть отец.

— Вы — прямой наследник, следовательно, дом теперь ваш?

— Что осталось от дома — мое.

— Были ссоры с отцом из-за дома?

— Как вам сказать... Не то чтобы ссоры... Мне, в общем-то, есть где жить... Но разговоры о доме были. Он сам затевал. Оно понятно — один остался, мать тоже ушла, жила отдельно. Вот он и заговаривал время от времени об этом доме. Как я понимаю, пытался нас привлечь к себе. Дескать, помру — вам останется... Собутыльников у него всегда хватало, а близких людей не осталось.

— Вы были вчера у отца?

— Заходил.

— По какой надобности? Родственной привязанности нет, говорить не о чем, праздники кончились, день рабочий, а вы у отца. Зачем приходили?

— А что, нельзя? — усмехнулся Жигунов.

— Почему же нельзя, можно. Даже нужно посещать отца. Но я спрашиваю о вчерашнем дне, когда произошло несчастье, когда почти сгорел дом... Тот самый, который отец вам не отдавал, да и не собирался делать это до смерти. Так?

— Это, по-вашему, что же получается? — прищурился Жигунов. — Хотите сказать, будто я в отместку?

Про себя Демин отметил, что Михаил вряд ли в полной мере понимает вопросы. Он улавливал только их поверхностный смысл, а когда ему чудился какой-то намек, истолковывал его по-своему, впадал в похмельную обидчивость, которая, впрочем, тут же проходила. Давно известна закономерность — убийства надежнее раскрываются по свежим следам, в первые два-три дня, когда преступник не успел успокоиться, не уничтожил следы, когда свидетели еще помнят время, погоду, выражения лиц. Если же они начинают сомневаться, думать над тем, видели человека на прошлой неделе или позапрошлой, до обеда или поздним вечером, тут уж найти истину куда труднее. Впрочем, в похмельном состоянии Жигунова было, возможно, и какое-то подспорье — он не мог хитрить, изворачиваться, поскольку даже самые простые ответы давались ему с трудом.

— Послушайте, — сказал Демин. — Вчера вечером вас видели у дома отца. Через некоторое время там начался пожар. Когда его погасили, внутри оказались пострадавшие. В том числе ваш отец.

— Вон как вы повернули. — Михаил покачался из стороны в сторону, словно раздумывая, о чем лучше промолчать, где большие неприятности его подстерегают, и наконец решился. — Пришел он ко мне вчера на работу. С бутылкой. Выпили.

— Вдвоем?

— Нет, Свирин подоспел, нюх у него прямо собачий! Потом отца отвели домой. Так я и оказался в доме-то. Побыл я с ними до вечера и ушел.

— Кто оставался?

— Отец... Свирин тоже остался. Еще эти, Дергачевы, квартиранты. Да, чуть не забыл — Зинка Борисихина. Но за ней пришел муж со своим отцом, и они увели ее. Больно захмелела баба.

— Что же вы все там делали?

— Ну, как... Выпивали.

— Разговоры интересные были?

— Да какие разговоры! — Жигунов махнул рукой с таким возмущением, будто его заподозрили в чем-то постыдном. — Батя не мог до конца сидеть, завалился, Борисихина тоже рухнула... Дергачевы держались, они ребята крепкие... Кто еще... Свирин — тот молчал.

— А Борисихина — кто это?

— Местная красотка. — Жигунов усмехнулся, ему, видимо, приятно было, что о ком-то он может говорить с пренебрежением. — Пришел ее муж... Спрашивает, не здесь ли Зинка. Отвечаем, что нет... Нельзя выдавать, ведь вместе пили... Но он не поверил, прошел в дом и нашел Зинку.

— Кто еще был?

— Еще? И еще был... — Жигунов замер, уставившись в стену, словно пытаясь собрать, восстановить в сознании чей-то расплывающийся образ. — Точно. Вспомнил. Парень один... Высокий такой, молодой... Вот он тоже оставался, когда я уходил, — добавил Жигунов несколько растерянно.

— Вы его видели первый раз?

— Да, никогда раньше не встречал.

— К кому он приходил?

— Пил со всеми, а к кому...

— По поведению человека даже в такой удалой компании можно определить, к кому пришел этот человек, с кем собирается уйти... Он пришел к вашему отцу?

— К отцу? — Жигунов задумался, покачался на стуле из стороны в сторону. — Нет. Это точно. К Дергачевым он пришел. Даже не к обоим, а именно к Анатолию. — Михаил даже обрадовался, что смог ответить на вопрос следователя.

«А чему, собственно, он радуется? — подумал Демин. — Тому ли, что смог ответить на вопрос, который казался ему ловушкой, или тому, что отец остается в стороне? Какой он ни есть, а отец». Демина все сильнее охватывало чувство, что такой человек, как Михаил, вряд ли пойдет на преступление, уж больно все у него просто — ни сильных желаний, ни тщеславия, даже злости какой-то настоящей нет.

— Ладно, Жигунов. Вас только что возили в больницу. Вы всех опознали?

— Всех... Только Дергачев-то не в больнице... Он в... морге. А в больнице его жена, отец и Свирин, о котором я вам говорил, он в ремонтно-строительном управлении работает, тихий мужичок такой... Жена ушла, девочка тоже того... Без должного уважения к нему относятся.