Не принятые миром

– Доброе утро, сестра. – Ее слегка холодный тон к девушке резал Эрике слух, но она не обратила никакого внимания на это.

– Доброе, – Эрика отплачивала той же монетой.

– Ты помнишь, что сегодня приезжает тетя Фрида? – сестра пересилила себя и зашла в комнату, в ее глазах мгновенно вспыхнуло удивление и проскользнула нотка зависти. Эрика наблюдала за тем, как Алина оглядывает ее роскошные покои. У ее младших сестер они были куда скромнее, чем у нее.

– Конечно, я помню, что она сегодня приезжает, а это означает, что она привезет подарки. – Эрика откинула одеяло и взяла халат.

– Она всегда привозит только тебе подарки, – с ноткой зависти проговорила Алина, закусив губу.

– Не смеши, она привозит не только мне, она привозит всем. Только почему-то вы с Мари никогда ими не остаетесь довольны, – констатировала факт Эрика, что было правдой.

– Это потому, что она делает это не из большой любви к нам, а скорее из надобности что-то подарить. Но в любом случае я тебя предупредила о ее приезде. Она должна прибыть в двенадцать. А сейчас уже девять, ты все успеешь?

– Конечно, я все успею, я не такая копуша, как вы.

Алина открыла рот от накатившей на ее обиды за укор сестры и, сведя брови, развернулась и быстрым шагом зашагала прочь.

Конечно, Эрика знала о том, что они обсуждают ее не в самом лучшем свете с Мари и держатся обособленно, разве только лишь по праздникам и на семейных фото позволяя себе выглядеть как сестры. Однако Эрика держалась выше всего этого, понимая, что она не желает ни Алине, ни Мари зла. Алина считала сестру жадной и самолюбивой, что у нее ни попроси, она ничего не даст. Ни шляпки, ни перчаток – ничего. Алина положила глаз на комнату Эрики сразу, как только та туда переехала. Ее комната не выходила во внешний двор, а во внутренний. И находилась в углу, что крайне огорчало ее. Мари часто желала проникнуть в ее комнату, чтобы посидеть за ее столом, сделанным из цельного дуба, и притронуться к машинке и к фотоаппарату, к которому Эрика и близко не допускала сестру, считая ее слишком маленькой и глупой для таких вот вещей. Из-за этого они часто ссорились. Алина как средняя сестра держалась между двумя сестрами, иногда примиряя и не всегда понимая, на чьей она стороне. Она хотела походить на Эрику и завидовала ее беспечности, но вместе с тем и завидовала Мари, которая жила в полном согласии с обоими родителями. В отличие от Мари, чьи отношения с отцом были мрачнее ночи.

В двери послышался стук.

– Это ты, Лариса? – девушка не отрываясь смотрела в окно, откуда открывался вид на часть сада, где сейчас работали садовники, как тщательно они стригли деревья и подрезали кусты.

– Да, это я.

– Хорошо.

Хозяева дома до сих пор валялись в постели. И Жозефина уже в пятый раз произнесла:

– Йозеф, милый, уже скоро десять. Тебе не пора встать с постели и как хозяину поместья наконец-то пойти работать? – с раздражением в голосе сказала Жозефина.

– Мне пора, скоро приедет.

– Николай, скажи, а что это так шумит? – Йозеф посмотрел в окно на соседний дом, где, к его удивлению, обустраивались новые соседи.

– Сам пока не знаю. Сегодня утром в пять они пригнали грузовик и стали доставать вещи. Хотя вчера и позавчера я видел свет в доме.

– Очень интересно. Этот дом уже лет десять никто не хотел покупать, – Жозефина произнесла с явной раздраженностью.

– Сегодня приезжает твоя сестра, – напомнила Жозефина. Она терпеть не могла приезда этой самодовольной фифы.

– Да, я знаю, она пробудет недолго.

– Зачем вообще она приехала к тебе?! Прекрасно общались и на расстоянии вы с ней.

– Жозе, она моя сестра! – с волнением произнес мужчина.

– Тцц, – с пренебрежением сказала она.

Она пролистала утренние газеты и направилась в ванную соседнюю, находившуюся рядом с ее комнатой. Проспав ночь у себя в комнате, она любила ранним утром прийти под бок к мужу и поваляться с ним.

Эрика собиралась. Надев нежно-розовую рубашку с приколотой брошью и длинную юбку, заколов волосы, Эрика спустилась по длинной мраморной лестнице вниз, желая по дороге каждому доброго утра.

Внизу уже все собрались. Мать, сидевшая и отстраненно смотревшая на улицу, где надвигались серые облака. Ее карие глаза смотрели все с той же меланхоличностью на жизнь, что при первом взгляде казалось, что ей много лет и прожила она долгую и непростую жизнь и теперь, смирившись с судьбой, сидит и поджидает свою участь. Жозефина выглядела не по своему возрасту.

Ей не было и сорока, и в дни особого празднования она превращалась в совершенно другого человека. В ней начинала бить ключом жизнь. Она всегда могла подбодрить, а на любые невзгоды могла посмотреть через призму своего оптимизма. Но это было лишь по праздникам и на балах. В обычные дни она пребывала в состоянии меланхолии и крайней заторможенности. Слушая во всем своего супруга и давая уроки детям, как нужно жить. Она сидела напротив отца, а тот по обыкновению читал газету и выписывал в свой блокнот, находящийся у него под рукой, карандашом все самые важные вести, обсуждая это потом с коллегами за папиросой-другой.