Не проблема, а сюжет для книги. Как научиться писать и этим изменить свою жизнь

Самоисцеление, исцеление других, сильная литература – все это не единственные причины для исповеди самому себе. Вы очень скоро поймете (если еще не поняли), что написание романов – это одновременно и щит, и микроскоп. Вот почему так важно заранее достичь определенного уровня самосознания. Вы же не хотите случайно выдать тайну, которой вовсе не собирались делиться, или углубиться в воспоминания, к анализу которых вы не готовы. Конечно, со временем вы изучите все. В этом и заключена прелесть литературы. Вы погружаетесь в собственные темные глубины, и это становится игрой. Но вам нужно хорошо представлять свой внутренний мир, чтобы иметь возможность контролировать процесс.

Короче говоря: познайте себя.

Вам нужно понять себя всего, а потом перенести результаты этого познания на бумагу. Сначала запишите все как есть в дневник, а потом уже приступайте к художественному вымыслу – к роману. Почему? Потому что все наши страхи, радости, недостатки и странствия не так уж отличаются друг от друга. В них больше сходства, чем различий. Когда вы честны с собой, вы честны и в своем романе. А честность автора всегда находит отклик. Она соединяет людей. Она помогает людям понять: я не один такой.

Покажу на примере.

Несколько лет назад я возвращалась с детьми с тренировки по тхэквондо. Из сельского дома, где Джей произнес свои последние слова, мы переехали в бунгало 40-х годов в весьма консервативном городе в Миннесоте. Детям моим было шесть и десять лет.

На тхэквондо мы ходили по вторникам и четвергам. По вторникам и четвергам мы возвращались в наш маленький домик в Сент-Клауде в половине девятого вечера. Все шло, как обычно. Но один четверг в конце марта оказался иным. Тем вечером мы вернулись домой и увидели на пороге дома бегонию в горшке. День был довольно холодным, но бегония в коричневом бумажном пакете выглядела вполне живой. Зеленые листья, шелковистые оранжевые лепестки…

Кто-то точно знал, когда мы возвращаемся домой, и оставил растение так, чтобы оно не успело замерзнуть. Еще пять минут, и нас ждала бы жалкая ледышка.

Дети решили, что это очень мило, и я их поддержала. Но я не могла избавиться от тревожных мыслей. Мы только что переехали в этот город. Мы здесь никого не знали. Все мои друзья и родственники жили примерно в получасе езды отсюда. Никто из них не поехал бы так далеко, чтобы оставить у порога моего дома цветы без записки. Совершенно понятно, что за мной и моими детьми несколько недель наблюдал серийный убийца. Он точно знает, когда мы уезжаем и возвращаемся. И он оставил свою визитку – оранжевую бегонию, прежде чем убить нас во сне.

Той ночью я спала на диване поближе к входной двери. Под подушкой я спрятала нож, свой кухонный нож с отломанным кончиком – пару лет назад я пыталась разрезать им замороженную индейку, которая никак не хотела оттаивать. Это был самый острый нож в моем доме, но дело же не в этом, верно?

КТО-ТО ОСТАВИЛ МНЕ ЦВЕТОК, И ЭТО ЗАСТАВИЛО МЕНЯ СПАТЬ С НОЖОМ ПОД ПОДУШКОЙ.

И такое случалось не раз. Когда у тебя появляются дети, ты постоянно готов к худшему, постоянно ждешь катастрофы. В то время мне приходилось ездить на конференции и другие мероприятия раз по десять в год. Детей я всегда оставляла с родителями. И каждый раз, уезжая, я говорила маме одно и то же: «Не забудь, что ты должна присматривать за ними».

И каждый раз мама отвечала мне: «Не волнуйся. Если ты не забыла, тебя я сумела вырастить».

Вряд ли это могло меня успокоить.

Прекрасно помню, как она позволяла мне одной бродить по магазинам, когда мне было всего пять лет. Она позволила мне пропустить две недели занятий, когда я училась в пятом классе, потому что нам не нравилась школьная политика. Но смысл ее слов был мне ясен. Я выжила, значит, и моим детям это по силам.

И все же, когда самолет отрывался от земли или машина пересекала границу штата, я начинала думать о катастрофах. А вдруг моих малышей похитят? Смогу ли я разыскать их? Смогу ли я жить дальше, если детей не найдут? А если они окажутся в больнице, то как скоро я смогу к ним приехать? О чем думают люди, которым приходится ждать самолета, чтобы вернуться к детям, оказавшимся в больнице? Следует ли мне позвонить и убедиться, что с ними все в порядке? Или нужно подождать, пока не пройдет пять минут?

Вот черт!

А тут еще и публичные выступления. Люди часто говорят: «Это такая честь быть номинированным, верно?» Наверное, да. Мне нравится находиться среди публики. Но когда мне приходится выступать перед людьми, которых я уважаю, меня охватывает страх, что сейчас я начну блеять, как овца, прежде чем смогу хоть чуть-чуть успокоиться.

Теперь вы все знаете. Перед вами правдивая исповедь настоящего катастрофиста. Хотелось бы мне, чтобы от этого состояния было лекарство, но я уверена, что та же самая часть моего мозга, которая вызывает эти безумные спирали, и позволяет мне любить чтение и придумывать истории. Нужна лишь искра, а дальше я все сделаю сама. (Вообще-то я очень суеверна, и мне кажется, что, думая о плохом, я защищаю себя от этого самого плохого.)