Не пролететь мимо Земли

– Да видишь ли, – сказала Рита задумчиво. – Я тоже на этот оперативный простор не особенно рвалась. То, что я с парнями живу… Я до Гарика не любила никого. Мать ведь меня из дома выгнала, когда по ильюхиному делу повестки стали приходить. Ей, видишь, было позорно, что у нее такая дочь. Она же у меня подполковник милиции, заслуженная, пример на работе и все такое… Вот и пошла я к Леше, а если бы не это, так я бы сто раз подумала еще, жить с ним или нет. Я знала, что он планом торгует, и все остальное. И в университете можно было договориться, сессию потом досдать. Но как-то со справкой, в которой написано «ранение автоматной очередью» мне не захотелось в деканат идти. А потом как раз курсы кончились, и Лешино дело закрыли за нехваткой улик. Я же под подпиской о невыезде была. Да и отчим Лешин, когда здесь свой филиал открывал, про меня вспомнил. Просто так сложилась судьба.

– Рита… – пробормотал ошеломленный Грин. Про «ранение автоматной очередью» он не знал.

Рита отмахнулась.

– Да, мне тогда круто пришлось, – сказала она. – Знаешь, как говорят – жизнь как зебра, полоса белая, полоса черная, а потом жопа… А я тогда думала, что жизнь – это черная многожопая зебра… И я вспомнила Рикошета. Он ведь ко мне в больницу приходил, нашел как-то. Денег дал зимой, когда я совсем бедовала… Ну тогда, когда мы с Вичкой на концерт-то к вам пришли… И вот, Рикошет приехал в наш город, без документов, без ничего, никого не знал здесь. Сделал себе паспорт, на биржу стал, выучился, на работу устроился. Мне-то на биржу вставать бесполезно было, но я как раз тогда к бабушке пришла и объявление про бухгалтерские курсы увидела в газете. Про автоматную очередь я не стала ей рассказывать, так она, блин, шрам на руке увидела… А она в войну санитаркой была, и догадалась, видимо.

Чайник засвистел. Рита выключила его. Глаза внимательно слушавшего Ромы блестели в полумраке. Вдохновленная этим взглядом, Рита продолжала, не отходя от плиты:

– Она ничего не сказала мне. Но бабушке как раз тогда новые квартиранты деньги за месяц вперед принесли, она взяла и молча их все отдала мне. И мне как раз хватило за курсы заплатить. А ведь Рикошет тоже очень долго жил в хрустальном дворце, как ты говоришь. Он мне рассказывал. Я, говорит, всю жизнь свою прожил в золотом дворце с чудесным садом… И еще недоволен был. А на тех зверей, что бродили за чугунной решеткой, только смотрел и изумлялся. А потом все переменилось в одночасье, и я оказался по другую сторону ограды.

Рома усмехнулся:

– «И странные звери подняли свои головы и пошли ко мне», – произнес он нараспев. – «А я стоял и смотрел, просто смотрел. Я все еще был изумлен, но я понял уже – придется драться!»

– Откуда это? – изумилась Рита.

– Это «Ограда», новый хит наш, – пояснил Рома. – Его даже по областному радио крутили. Странно, что ты не слышала.

– Чай будешь? – спросила Рита. – У меня еще рулета осталось немного.

Рома кивнул и подал Рите чашки с полки, висевшей над столом. Девушка вынула из холодильника рулет в пластиковой обертке, дала Роме его и нож. Рома снял висевшую на стене досочку и стал нарезать рулет.

– Так вам теперь и песни Рикошет пишет? – спросила Рита, наливая чай.

– Ну да, – сказал Рома. – Серега после первого альбома совсем выдохся, а нам говорят: давайте, давайте, надо же раскручиваться. Но и Рикошет уже начинает намекать, что сказал все, что хотел. «Нет у меня больше рифм», как он говорит.

– Ясно, – сказала Рита и села за стол.

Рома отхлебнул из кружки и подвинул ей доску с нарезанным рулетом. Рита благодарно кивнула, взяла себе кусочек и продолжала:

– Так вот, Рикошет такой жизнью, как наша, живет только последний год. Но он ведь хороший, независимо оттого, в каком дворце он до этого жил. Или скажешь, что и Рикошет – говнюк?

– Нет, он хороший, – согласился Рома. – Только какой-то странный. Он все равно другой.

Грин вонзился зубами в рулет. Рита усмехнулась:

– Он настолько другой, насколько это вообще возможно.

– Не понял.

Рита прикусила язык.

– Послушай, Рита, – сказал Рома, внимательно глядя на девушку. – Не хочешь говорить – не надо. Если Рикошет, тем более, какую-то свою тайну доверил тебе. Но с другой стороны, ты же меня знаешь. Если ты мне расскажешь, это будет тоже самое, как ты вот с этим буфетом пообщалась бы.

Рита знала, что это правда. Грину можно было доверить любую тайну. С другой стороны, Рикошет ведь не просил ее: «Ты только никому не говори».

– Рикошет – гомосексуалист, – сказала Рита неохотно.

Рома очень удивился. Рита видела по его глазам, что в этот момент он забыл про Вичку, про ее подлость, вообще про все. У девушки отлегло от сердца.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Рома.

Рита закурила.

– Ох, не доживет до утра пачка, – вздохнула она.

– Все мое – твое, – сказал Рома.

Рита благодарно посмотрела на него.

– Да видишь, там как получилось, – девушка потерла висок, вспоминая. – Осенью, еще когда он у моей бабушки жил, Рикошет себе руку обжег сварочным аппаратом, грустил очень. Я зашла к нему поболтать, утешить. Вижу, ну совсем плохо парню. И сказала ему…

* * *