Не промахнись, снайпер!

Я смутился, стал оправдываться. Не знаю, чем бы кончилось, но во время очередного свидания меня заметила возле дома ее мать и отозвала в сторону поговорить. Женщина оказалась проницательной. Вглядываясь в лицо, спросила:

— Наверное, скоро из госпиталя выписываешься?

— Выписываюсь, но меня в военное училище направляют.

— Ну и поступай. Тебе уже года двадцать два, Зинке всего семнадцать. Ты — взрослый парень, а она еще девчонка глупая. Не морочь ей голову, обещаешь?

— Обещаю. Только мне не двадцать два, в мае двадцать исполнилось.

— Какая разница? Найди кого постарше и справляй свое удовольствие.

Я ушел пристыженный. Потом стало не до танцев. Вместе с двумя десятками выздоравливающих проходил комиссию в Саратовское пехотное училище. Врачи посмотрели на мои шрамы, пощупали искривленную ключицу, ничего не сказали. Шрамы имелись у всех, ими не удивишь. Поврежденный ключевой сустав по-прежнему не позволял нормально двигать рукой. На эту мелочь также не обратили внимания, но рентген показал, что затемнение на легких не прошло. Для военного училища по здоровью я не подходил.

Продолжал оставаться в госпитале, где не знали, что со мной делать. Снова сдавал анализы, повисло страшное слово — «туберкулез». Тогда эта болезнь часто заканчивалась смертью. Послали на консультацию в туббольницу, где специалисты просвечивали меня, разглядывали данные анализов и наконец вынесли оправдательный приговор. Туберкулеза избежал. Снова воспрянул духом. Насмотрелся за несколько дней на «тубиков», гревшихся на солнышке в больничном парке. В большинстве своем желтые, худые, как я в первые два месяца после ранения. От некоторых остались кожа да кости. Судя по всему, бедолаги радовались теплым осенним денькам последний раз в жизни. Один из них попросил махорки. Я ответил, что мне запретили курить.

— Ну а мне все можно.

— Не хорони себя. Врачи хорошие, оклемаешься, — подбадривал я парня в затертом халате.

— Врачи-то хорошие, да я плохой, — последовал ответ. — У тебя тоже ТБ?

— Вроде нет.

— Тогда меньше здесь шляйся, пока заразу не подхватил.

В конце сентября снова прошел медкомиссию. Хирург, которому мама дарила копченую утку и настойку, заранее предупредил, чтобы я на комиссии не жаловался.

— Знаешь, они этого не любят, — сообщил он, отделяя госпитальных врачей от представителей военкомата, еще каких-то чинов, приезжавших на комиссию. — Что надо, я сам скажу.

Совет оказался дельным. Хирург отстаивал своих пациентов, в том числе меня. Конечно, не из-за весьма скромного подарка, полученного от матери. Позже я увижу, какие взятки дают за возможность откосить от фронта. На медкомиссии хирург прочитал мой сложный диагноз, где половина слов произносилась по-латыни. Один из подполковников недовольно поморщился и, барабаня пальцами по столу, спросил:

— Пояснее нельзя?

— Можно.

Врач повторил диагноз. Подполковник не стал снова переспрашивать. Наверное, не хотел показать безграмотность в медицине. Зато приказал мне повертеть рукой, сжать динамометр. Левой рукой выжал без малого сорок килограммов, правой — меньше двадцати. Возможно, у подполковника вертелся на языке вопрос, не филоню ли я? Искривленная ключица, шрамы на ноге и правом плече показывали, что подковали меня крепко.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально, товарищ подполковник.

— Готов дальше воевать?

— Так точно. Готов.

— Молодец. Твои товарищи уже Днепр форсировали, Украину освобождают. Пора опять в их ряды.

Бодрый тон подполковника мне не понравился. Наверное, он плохо представляет, что такое пехота. Мы и в обороне несли большие потери, в наступлении — тем более. Даже если чудом попаду в свой полк, вряд ли найду кого-то из знакомых. За пять месяцев лечения там всех повыбивало. Моя больничная карточка переходила из рук в руки, члены комиссии о чем-то тихо переговаривались. Вскоре объявили, годен к нестроевой службе. Некоторые ребята, с кем лежал вместе, откровенно завидовали. Один из сельских мужичков растерянно жаловался:

— Четвертое ранение. Грудь по утрам сжимает, кашель не проходит. И опять в окопы. Я же там загнусь от чахотки.

Те, кто помоложе, держались весело. На фронт так на фронт! Пока в запасном полку, пока доедем, глядишь, и война к концу подойдет. Будем зверя в его логове добивать! Все прекрасно понимали, что, несмотря на победоносные сводки с фронтов, война еще продлится долго. Под немцем оставалась вся Белоруссия, правобережная Украина, Прибалтика. Хоть и прорвали блокаду под Ленинградом, но второй по значению город в Союзе находился в окружении. Победа обозначалась в далеком будущем.

С месяц болтался на сборном призывном пункте, помогал военкоматовским работникам. Узнав, что имею неполное среднее образование, предложили должность в райвоенкомате. Предложили, но сразу не направили. Собирали документы, кто я такой, откуда родом. Многие мечтали о такой должности, а на меня она свалилась как подарок после двух тяжелых ранений.