Не прощай мне измену (СИ)

— Ты так тогда смотрела на Булку, Сим-Сим… Нюхала макушку, целовала пальчики. Боялся, не отдашь Юльке — с такой тоской вы с малой расставалась…

Вздыхает.

— Я ведь думал, что чувствую тебя, Сима. Мысли, желания… Ты была такая счастливая рядом, всего хватало… меня хватало. Оказалось, нет?

Легко целует в мочку уха. Шёпот становится тише:

— Сим, чего молчала, что хочешь детей?

Нечего ответить. Как я могла сказать, если решила, что он сам не хочет? Если даже себе в этом не признавалась… А Тим, выходит, почувствовал всё.

— Первый раз в жизни так испугался. Струсил, что если появятся дети, то потеряю твою любовь. Сколько её мне останется?

Не могу даже пошевелиться, моргаю, и первые слёзы беззвучно льются ему на плечо. Я ведь смогла бы, правда. Любила бы всех ещё больше.

— Помнишь тот вечер в гостинице в день Валентина? У тебя как раз кончился срок действия инъекции, и я хотел предложить… попробовать. Ждал, что напомнишь, заговоришь, мы вместе спланируем… Но ты промолчала, Сим-Сим, — шумно вдыхает. — Потом прокручивал всё в голове и так разозлился… Кретин. Решил, что ты хочешь обманом… Ну, типа, случайно, — сглатывает комок в горле.

— Вся наша жизнь вдруг показалась неправдой, притворством. Столько планов и ожиданий, сам себе завидовал, так хорошо было. И всё — ложь.

Всхлипываю:

— Я даже не вспомнила, — и не вру. Тогда вообще в облаках витала, он всё красиво устроил и так… горячо. Мы ещё на сутки там остались.

— Да-да-да, — часто шепчет Тим, — я понял. Потом. Когда ты уехала, вообще столько всего осознал…

Подаёт чашку с чаем. Пью, постукивая зубами о керамический край. Отставляет. Пробует лоб губами, удовлетворённо кивает и заворачивает нас плотнее, укладывая меня на другое, сухое плечо.

— И Алёна… — тупая попытка попробовать жить без тебя, — вжимает моё тело в себя. Его сердце колотится как сумасшедшее. — Мне нечеловечески жаль, маленький, что заставил пройти через это, — голос рвётся. — Когда дошло, сколько натворил, думал, не простишь никогда. Столько ошибок… Сам бы себя не простил. Вот и пытался тебя оторвать от себя… с мясом. Дурак. Только сделал обоим больнее. То, что сказал тогда, про "надоела"… — пауза, — Господи, Сим-Сим, я ведь так не думаю, ты же понимаешь? И не думал никогда! Надеялся, что не поверишь, и ждал, что поверишь. Решил, так будет проще меня… вычеркнуть.

Голову протыкает раскалённая добела металлическая спица. Тру пульсирующий висок и могу сообразить, как это с нами произошло. Наверное, когда-нибудь оно уложится в понимание, но сейчас… Шторм бушует вовсю, раз за разом кидая нас на острые камни. Больно слышать, больно чувствовать, больно жить.

— Я ведь сразу же пожалел об этом, знаешь. На следующий день примчал, хотел объяснить всё, просить прощения… но пока собирался с духом на лестнице, ты проскочила мимо не заметив. И выглядела так… Просто не смог остановить. Должен был, но не смог. Снова струсил. Побоялся увидеть последствия своих ошибок… — сжимает челюсти и прикрывает глаза, ресницы дрожат, голос хрипнет. — Те фото никогда не забуду, Сим-Сим…

Обнимает моё лицо ладонями и беспорядочно покрывает поцелуями лоб, щёки, глаза, подбородок…

— Как же ты выжил, маленький, как сохранился, — прижимает к себе, целует в макушку, — как же я виноват… Знаю, что потерял право даже просить прощения, но…хочу спросить…

Слёзы катятся без остановки, жар в груди раздирает до горла, трясёт всё сильнее. Не хочу больше слов, от них столько горя.

Тёплые губы целуют глаза.

— Посмотри на меня, пожалуйста?

Наши взгляды впервые встречаются. Тим всегда говорил, что красивая, даже когда поплачу. Вот и сейчас он с нежностью оглядывает цветные кудряшки, сухие губы и возвращается к глазам. В его — больше нет темной бездны силы и власти, только очень глубокая боль, сожаление и мука.

— Скажи, Сим-Сим, у тебя осталось ко мне хоть немного доверия? — хотя голос Тима садится в ноль, слышу надежду…. И понимаю, что не смогу обмануть. Шторм разрушил и разметал всё внутри, и только волны тихо выносят на берег скупые обломки. Всё, что осталось от Тима и Симы.

Смотрит не отрываясь. Ловит все мои мыльные пузыри, как делал это всегда.

Смаргиваю скопившиеся слёзы и отвожу глаза. Прости.

Понимающе кивает несколько раз, аккуратно ссаживает меня на диван и уходит в ванную комнату.

Появляется уже одетый в вырвиглазную футболку цвета “Лазерный лимон”. Обычно муж носит её, когда мы бываем в людных местах в поездках — площади, рынки, вокзалы. Чтобы, если я потеряюсь, могла заметить его издалека.

Садится рядом с диваном на пол. Манит ладонью, чтобы придвинулась и… целует. Без страсти, без надрыва, без отчаяния. Он просто… прощается.

— Я поеду, Сим-Сим, скоро самолёт.

— Как самолёт?

— А, это долгая история, — мотнув головой идёт в сторону двери, у которой стоит собранный рюкзак. Обувается. Открывает замок.

Горько всхлипываю и захожусь в рыданиях. Долгую историю я уже не узнаю. Необратимость во всём своём блеске: больше нет прошлого. Нас не реанимировать, не починить, только оплакать.