– Как хорошо! Я тоже должна попасть в какой-нибудь белый порт, чтобы уплыть оттуда за границу! Мне все равно, в какой. Вы куда – в Ялту, в Севастополь, в Новороссийск?
– В Севастополь. Меня там будет ждать друг, которого я уже поминал. Но в Крым я попаду не сразу. Сначала нужно завернуть в одно место.
– В какое?
– Понимаете, у нас с другом произошла размолвка. Как я уже говорил, он японец, но много лет прожил в России. И вот в Москве он сказал: «У нас две родины, моя и ваша. Сорок лет я прожил в вашей, но ее больше нет. Теперь ваша очередь сорок лет прожить на моей родине. Мы поплывем из Севастополя в Порт-Саид, а оттуда в Иокогаму».
– А из-за чего возникла размолвка?
– Я сказал, что сначала должен убедиться, действительно ли у России есть только два пути, красный или белый. А Маса – так зовут моего японца – объявил, что это нечестно, что я просто тяну время. И наши дороги разошлись. Он отправился в Севастополь, дожидаться, пока я «закончу копаться в б-брюхе дохлого тигра» (это у них такая поговорка). А я пообещал, что моя поездка продлится недолго.
– Какая поездка? Куда?
– Видите ли, когда я вернулся в свою московскую квартиру, меня там ждало одно интересное письмо. От старого знакомого.
Отец Сергий умолк, рассеянно глядя на поблескивающую воду. Мона немного подождала, потом нетерпеливо тронула его за рукав.
– Вы говорили про письмо от старого знакомого.
– А? Да. Простите. Это идейный анархист, адепт так называемой «Черной правды». Его зовут Арон Воля. Теперь он обосновался на Украине. У них там что-то вроде анархистской республики. Зовет посмотреть собственными глазами. Пишет: приезжайте, не пожалеете. Я почти уверен, что это ч-чепуха и утопия, но все же решил наведаться, в порядке экскурсии. Для очистки совести. Мало ли, вдруг… Письмо красивое, и человек не пустой. – Отец Сергий опять вздохнул. – Посмотрю, удостоверюсь, что бред, – и в Севастополь, к Масе.
«Батька»
Мона напряженно прикидывала, что лучше – снова остаться одной или напроситься к этому чудно́му экскурсанту в спутницы. Не получится ли так безопасней?
– Где эта анархистская республика? Далеко?
– В Приазовье. Есть там такой уездный городок, Гуляйполе.
– Вы про республику батьки Махно?! – вскрикнула Мона. Про степного атамана и его гуляйпольскую вольницу она наслушалась в белгородском поезде, когда решала, каким маршрутом двигаться на юг.
В «сумеречной зоне» между красными и белыми возникли десятки степных республик, у каждой свой «батька»: «Чигиринская коммуния» батьки Коцуры, «Холодноярская управа» батьки Чучупаки, «Новая сечь» батьки Божко, «Лыцарское казачество» батьки Ангела, какая-то «Зеленошкольская директория», но больше всего говорили о гуляйпольском атамане Махно.
Нет уж, спасибо за такие экскурсии. Ничего не поделаешь. С отцом Сергием придется расставаться, раз он совсем полоумный.
– Я намерен спуститься по Донцу до Изюма, а оттуда идти пешком, – закончил рассказ неверный рыцарь. – Дальше поплывете сами. Управлять баркасом легко, только двигайте рулем. А пользоваться двигателем я вас научу.
– Хорош ваш японец. Еще друг называется. – Моне от расстройства захотелось сказать какую-нибудь гадость. – Отпустил пожилого человека в такое опасное путешествие одного.
– Чем это оно опасное? – удивился отец Сергий. – По нашим с Масой меркам нисколько. Заверну к знакомому в г-гости. Не понравится – через несколько дней буду в Крыму. А если паче чаяния понравится – вызову Масу к себе.
Мона отвернулась. Конечно, очень приятно чувствовать себя под чьей-то защитой, но лучше к этому не привыкать. Человек по-настоящему свободен, лишь когда ни от кого не зависит.
Катись в свое Гуляйполе, скатертью дорожка.
Вдоль да по речке
Она решила, что не будет к отцу Сергию привыкать, а то еще привяжешься. Конечно, спасибо за спасение, и вообще человек он достойный, по-своему привлекательный (не в
Дело облегчалось тем, что отец Сергий общаться со спутницей тоже не жаждал. Сидел на корме, правил – важный, словно управлял дредноутом.
Вдоль да по речке, вдоль да по широкой сизый селезень плывет, думала про него Мона, все же несколько уязвленная полным отсутствием интереса к сравнительно молодой и, в общем, довольно красивой женщине.
Свою дурацкую скуфью «странник» снял, рясу тоже. В рубашке и штанах стал почти похож на нормального мужчину. «Почти» – потому что седые волосья и борода все-таки превращали его в деда Мазая.
Так они и плыли – мимо полей, лугов и перелесков медленно, мимо деревень на моторе, быстро. Кто знает, что на уме у местных и какая где власть? Лучше было не рисковать. Ничего угрожающего, впрочем, не происходило. У мостков стирали белье бабы, мальчишки купали коней. На тарахтящий баркас деревенские глядели без интереса. О том, что идет война, напомнил только конный разъезд, не поймешь чей, но отец Сергий заметил его издали и причалил к берегу, под обрыв. Там и переждали.