Не прошло и жизни

– Кретин! – завопил идиот. – Зачем ты жил? Ты же ничему не научился!.. Вот тебе мой совет со скидкой: пойди и проживи жизнь заново.

– Ай да идиот! – восхитились из очереди. – Побольше бы нам таких идиотов на руководящих постах.

– Ну‚ откуда?! – запричитал. – Откуда что берется?.. Всё-то я умею‚ всё-то понимаю. На два аршина вглубь всё-то я! В гимназиях не обучался‚ университетов не кончал – и на тебе! С ходу! В один присест! Иди и проживи жизнь заново.

– Застыли‚ – приказал художник. – Замерли. Увековечили эмоциональный момент.

Стоял станок возле скамейки. На станке – холст. На холсте – незаконченный идиот в полный рост. В шубе-дубленке. В шапке-пыжике. С перстнем на пальце и тростью в руке. Вставало солнце. Серебрились линии электропередач. Парил в облаках реактивный лайнер. Дело шло к концу‚ к последнему увековечиванию. Скоро ему уходить‚ освобождать кепку для наследника. Профессиональная болезнь семьи: прогиб черепа от спрессованных ассигнаций‚ поражение жизненных центров денежным изобилием. Он умрет на скамейке в одночасье‚ как умерли дед с отцом‚ превысив критический прогиб последним комком под кепкой‚ ткнувшись носом в золотистый песочек под ногами у бесконечной очереди‚ и строгая вдова тут же приведет за руку неизвестно откуда взявшегося наследного идиота‚ что натянет на рыжую голову замызганную отцовскую кепку и покорно запихнет под нее первый свой заработок. "Вас что-то беспокоит? Подойдите".

– Вольно‚ – сказал художник. – Можно помирать. Запечатлели и увековечили.

– Минуточку‚ – заныл недорезанный интеллигент‚ – А как же со мной? Выговориться. Излить душу.

– Я не могу‚ – сказал идиот. – Я переполнился. Найдите себе другого идиота.

– Я могу‚ – сказал Волчара от хвоста очереди и жарко‚ по-собачьи‚ дохнул в затылок. – У меня в заду машинка с памятью. Ты скажешь – она помнить будет. Придешь через сто лет‚ назовешь шифр: она назад выдаст.

– Какая прелесть! – восхитился напоследок идиот. – Новое в обслуживании населения! Садитесь рядом со мной‚ я беру ваш зад в компаньоны.

– Я не хочу‚ – застонал интеллигент. – Я не могу! Мне в глаза надо выговориться‚ а не в зад...

Притихла очередь. Затуманилась. Налилась скорбью. Призадумалась-пригорюнилась. Вздохнула разом‚ общей многострадальной грудью... и раздавила несчастного.

Лики блеклые. Взоры туманные. Колыхания легкие.

Мертвое тело с поджатыми ножками – в хороводе сцепившихся силуэтов – стекало вниз по бульвару к заветному ларьку.

Пива еще не было‚ но очередь всё равно двигалась.

– Пыва им‚ – подразнился с расстояния жирненький колобок‚ масляный говорок‚ сала на пузе шесть уже пальцев. – Воблы с таранькой. Да я солдат у баню-то не пускал. Ты им баню – они наволоки просют. Ты им наволоки – они простыни требуют. Ты им простыни – они молодку хочуть. Ты им молодку – они за мир у всем мире.

– Долой! – пискнули с отдаления. – Военщину...

И затаились.

– А для вас‚ – пригрозил некто пугающий и кадык двинул по горлу хорошо смазанным затвором‚ досылая патрон в канал ствола. – Специально для вас придумано слово. Новое‚ совсем новое. ВИЗГАГ!

– Повторите‚ – осторожно попросили со Страстного.

– Визгаг. Да-да‚ визгаг. Это когда за тобой гонятся‚ а ты бежишь зигзагами и визжишь от ужаса.

– Визгаг... – посмаковали из очереди. – Хорошее слово. Нам такие слова нужны. С такими словами и видится дальше‚ и дышится глубже.

– А по зубам? – предложил некто пугающий. – По селезенке-печени? Испробовать слово визгаг?

Вопль по цепочке. Стон с перекатами. Слеза с соплей.

– Батюшко‚ – завопили ходоки‚ по случаю попавшие в очередь‚ – не губи‚ родимый! Нам бы передохнуть малость‚ пивка испить‚ портянки перемотать! Правдоискатели мы. Правдостаратели. Правдокопатели. Горелово – Неелово – Неурожайка тож.

– Нечего искать – всё найдено. Нечего копать – всё вскопано. Печатью пристукнуто. Сургучом заляпано. В архивы уложено.

– Батюшко‚ – развздыхались. – Планида наша – землю топтать. Босыми ногами да по лебяжьей по пыли. Она на большаке‚ правда-то‚ она на косогоре‚ на проселке она на невидном. Мы жа ее подымем‚ мы жа ее обдуем‚ подолом обмахнем-обласкаем. Авось‚ и от нас прибыток.

– Ноги выверну‚ – пообещал. – Уши обстругаю. Чтоб не чирикали.

– Топчи‚ батюшка‚ твоя воля. Нас Ваня Грозный гноил. Нас Петя Великий тёр. Нас Коля Палкин гнул. Чья сила‚ того и черед.

И все затуманились воспоминаниями.

– Вуй-вуй-вуй... Как жить? Ка-аак жииить?!.

Ноги стылые.

Души зябкие.

Годы мутные.

Мысли скудные.

Загудели развеселые гудки‚ закликали радостные клики: катила мимо бульвара долгожданная цистерна со свежим пивом‚ скакали следом истосковавшиеся туристы из глубинок провинций‚ что порушили ради "Жигулевского" весь свой экскурсионный обряд. Дружно проломили чугунную ограду‚ разметали скамейки на пути‚ потоптали башмаками очередь: нерегулируемый поворот событий‚ яростная стихия масс для утоления жгучей потребности. Стояли они первыми к ларьку‚ дубасили кулаками по оконцу‚ нагло требовали свое‚ законное – вынь да положь.

– Я – хозяин страна. Мы – хозяин страна. Вас – хазаин страна!..