Не проси моей любви (СИ)

— В санаторий, — дрогнувшим голосом поправила Ирина Игнатьевна. — Это неважно. Та девица сама виновата, она играла чувствами моего сына. Никакой мужчина этого бы не потерпел!

— Ирина Игнатьевна, — я подалась вперед, — если ваш сын хотя бы попробует, хотя бы подумает о том, чтобы что-то со мной сделать — я его засужу. Я сегодня же, сейчас же, позвоню отцу. Да, он иностранец. Но! Он профессор в университете и замолчать историю не получится.

И, переведя взгляд на руки Ирины Игнатьевны, я так же выразительно добавила:

— Он не только профессор.

Женщина поспешно прикрыла ладонью браслет:

— Не понимаю, о чем ты.

— Да нет, явно понимаете, — сощурилась я. — Амулетами балуетесь.

— Все, что от тебя требовалось — стать хорошей любящей женой, — скривилась Ирина Игнатьевна, игнорируя мои слова об амулетах. — Я поговорю с Сашенькой.

И тут Василина, с хорошим чувством момента, с интересом уточнила:

— Так это, бывший твой, псих, что ли?

— Не смейте так говорить о моем сыне! Это всего лишь небольшая проблема…

— Небольшая проблема решается психологом, а если человек без таблеток не может вести себя адекватно — это большая проблема, — хмуро произнес Степан Дмитрич. — Я буду держать ситуацию под контролем.

Ирина Игнатьевна встала и, окинув нас презрительным взглядом, процедила:

— С расходами из-за сорвавшейся свадьбы мы разберемся сами, Марина. Так что будь любезна решить свои проблемы с машиной самостоятельно.

— Машина меня сейчас беспокоит в последнюю очередь, — я поежилась. — Возьмите, пожалуйста, своего сына на сворку.

Коротко выругавшись, Ирина Игнатьевна пулей вылетела в коридор.

— Дела-а, — выдохнула Василина. — А мы-то с Васькой оказались правы.

Василий, вышедший следом за Ириной Игнатьевной в коридор, вернулся и посмотрел на Степана Дмитрича:

— Сделать-то что можно?

Участковый тяжело вздохнул:

— Пока нет состава преступления — ничего. Все, за что можно прихватить этого вашего Александра — прокол шин. Но его даже не посадят. Тут вам нужна консультация юриста, но…

— Ясно, — кивнула я. — Пока я жива и без переломов — все в порядке. А я слышала, что можно запретить человеку преследовать другого человека или как-то так.

— Можно, — кивнул Степан Дмитрич и усмехнулся, — в Америке есть такой закон. В каждом сериале показывают.

— А у нас? — с надеждой спросила я.

— Не-а.

Попрощавшись с Вась-васями я, в компании Степан Дмитрича дошла до своей квартиры.

— Будьте осторожны, — мрачновато произнес участковый. — Попробуйте договориться с друзьями о контрольных звонках. Еще неплохой вариант переехать. На время или навсегда.

— Я как раз ночевала у подруги, когда он проколол шины, — криво улыбнулась я. — Неужели совсем ничего нельзя сделать?!

— Я участковый, — поморщился Степан Дмитрич. — Не мой профиль. Проконсультируйтесь с юристом, но… Вообще, я не должен этого говорить, подстрекать, так сказать. Но я и не на службе. Иногда, повторюсь, иногда помогает хороший мордобой. Психи существа умные и, получив серьезный отпор, могут войти в стойкую ремиссию. А могут и не войти.

— Спасибо, — уныло вздохнула я.

Вариант с мордобоем мне не подходил. Не только потому что я в принципе не люблю драки, а еще и потому что некому за меня вступиться. Папа колдун, но за нападение на обычного… Нет, я не готова смотреть на казнь своего отца.

Крепко затворив дверь, я вытащила в коридор стул, на него навалила гору разных вещей и пошла в душ. Горячая вода должна помочь расслабиться.

В итоге я вновь разрыдалась. И всю ночь то засыпала, то просыпалась от малейшего шороха.

«Надо поговорить с Глебом. Если с филиалом в Питере все сладится, уеду к чертовой матери. Квартиру сдам, и на эти деньги возьму ипотеку в Северной Столице», решила я и провалилась в мутный, полный страха и тревог сон.

Глава 12

Заварив кофе, я перелила его в порядком истрепанный стаканчик и остановившимся взглядом наблюдала, как вокруг него расплывается кофейное пятно. Одноразовая посуда на то и одноразовая. Нельзя ее бесконечно использовать.

Интересно, шарик, оставшийся в квартире Еськи, уже сдулся? Я-то сейчас ощущаю себя точь-в-точь как раскисший стаканчик из-под горячего шоколада. Хочется лечь и сдохнуть. И совсем не хочется выходить из квартиры, но на работу ехать надо.

Выбросив стаканчик, я вытерла лужу и, решив менять свою жизнь, решительно заварила себе чай. И поставила на плиту маленькую кастрюльку. Долой кофе и бутерброды, да здравствует овсянка и чай! Еще бы все остальное в жизни так поменять.

Овсянка вышла полезная-преполезная и настолько же невкусная. Молока-то не было, как и меда. Как и сахара. Вообще ничего не было, кроме круп и кофе — в магазин я сходить не успела, а рабочие, за что им спасибо, выкинули не только кровать, но и весь скоропорт из холодильника.

«Интересно, кому сказать спасибо за надувной матрац и простенький раскладной диван?», промелькнуло у меня в голове. И ответ пришел сам — Драгош. Больше об этом позаботиться было некому.