Не проси

Взбешенная, с раскрасневшимся лицом и с выпяченной мясистой нижней губой, супруга готова была разорвать мужа на куски. Но была слишком большая разница в физической силе, и это заставило ее взвыть от бешенства. Она смахнула с тумбочки настольную лампу, которая упала, но не разбилась. Тогда Татьяна принялась топтать ее ногами.

— Смотри, не лопни от злости, — насмехался муж.

Он впервые осознанно и откровенно издевался над женой, вымещая на ней все свои несчастья. И чем яростнее бушевала Самойлова, тем спокойнее становилось у него на душе.

О материальном положении Груздев не задумывался. «Лучше жить нищим, — думал он, — чем с такой отвратительной, мерзкой тварью». Он считал, что в каждом человеке есть свои достоинства и недостатки, только у каждого в разных пропорциях.

Татьяна же для него была настоящим отстойником пороков. Ничего положительного при всем желании и старании он в ней не находил. Она вызывала у него только чувство отвращения. Даже ненавистью ее удостоить он не мог, испытывал презрение и брезгливость.

Супруга стихла так же внезапно, как и вспыхнула.

— Чтоб сегодня же ноги твоей в моем доме не было! — потребовала она.

— Как прикажете, госпожа, — выдерживал он манеру общения, но она более не взрывалась.

К вечеру Груздев собрал свои немудреные пожитки, которые уместились в одном чемодане, и покинул ненавистный особняк. На следующий день по обоюдному желанию и согласию они подали заявление на развод, но по закону еще две недели вынуждены были оставаться мужем и женой. Правда, жили теперь, к взаимному удовлетворению, отдельно. Василий переехал в квартиру отца…

Два дня буйствовала Самойлова. Экономка и охрана особняка боялись показываться хозяйке на глаза. Но на третий день заперлась в своей спальне, на телефонные звонки не реагировала и никого не принимала.

— Татьяна Станиславовна, — постучала ей в дверь экономка, но ответа не последовало. Она перевела дух и позвала снова: — Татьяна Станиславовна, к вам посетитель.

— Посылай всех к черту от моего имени! — раздался за дверью раздраженный голос.

Колесников отодвинул экономку в сторону и сказал:

— Мне необходимо переговорить по делам фирмы.

Тишина воцарилась надолго, видно, в комнате Самойлова обдумывала, как поступить. Наконец щелкнула задвижка и дверь приоткрылась.

— Заходи. — Виктора Тимофеевича она посчитала единственным человеком, с которым можно сварить кашу. Взбудораженная, с взлохмаченной прической, в коротком стеганом халате, хозяйка бесцеремонно завалилась на кровать, обнажив полные ляжки. — Слушаю.

Колесникову ничего не оставалось, как расположиться в кресле и держать отчет.

Татьяна не вникала в суть, а изучала его внешность.

«А он ничего, — копошилось в ее сознании. — Видный мужик, невзирая на то, что годится в отцы. А что, если затащить его в постель?»

Эта мысль, вероятно, пришла ей в голову из-за желания отомстить мачехе. Даже после ее смерти она продолжала ее ненавидеть, представляя реакцию Елены Ивановны, если бы та застала падчерицу с ее любовником в одной постели.

— Знаешь, почему я пригласила тебя на должность управляющего? — оборвала она гостя.

Тот замолчал и пожал плечами.

— Потому что ты мне нравился еще с тех пор, как начал встречаться с мачехой.

Такой неожиданный поворот дела застал посетителя врасплох. Однако будучи неглупым человеком и не имея в арсенале высоких моральных устоев, он понимал прямую выгоду от любовной связи с хозяйкой и наследницей умопомрачительного состояния. Внешность Самойловой его совсем не привлекала, что вполне естественно, но и брезгливостью Колесников почти не страдал. Ко всему прочему, при удачном раскладе, она могла заменить ему Елену Ивановну, а значит, надежда достичь высокого социального положения в обществе сохранялась.

Опытный бабник как бы невзначай скользнул восхищенным взглядом по ногам Татьяны.

— Люблю пухленьких женщин, — сделал он первый сдержанный комплимент.

Татьяне Станиславовне лесть понравилась, и она кокетливо улыбнулась.

— Я ужасно одинокий человек. Мы подали с мужем на развод, и он ушел от меня, — пожаловалась она. — Некому приласкать, пожалеть беззащитную женщину.

«Это ты-то беззащитная?» — подумал Виктор Тимофеевич.

— Если бы я только мог чем-то помочь.

Он поднялся, прошелся по комнате и присел на край кровати.

— Я так переживаю и оплакиваю смерть матери, — она умышленно не назвала Елену Ивановну мачехой, — а тут еще и муж бросил.

— Значит, он недостоин тебя, — с чувством произнес Виктор Тимофеевич и взял ее руку в свою широкую ладонь. — Тебе нужно, чтобы рядом находился зрелый и опытный мужчина, чтобы быть за ним, как за каменной стеной.

— У тебя сильные и приятные руки, я бы доверилась им. — Это уже был прямой намек на близость. — Вот послушай, как бьется сердце несчастной женщины, — и она приложила его руку к своей груди, что послужило для Колесникова предложением лечь в постель.