– Нет, – отвечает он, – не думал. Поверить не могу, что ты меня об этом просишь. – Очень трудно воспринимать его слова серьезно, особенно когда он поворачивается и я вижу, что на нем фартук, купленный во Флоренции. На фартуке рисунок – мраморная статуя… обнаженной женщины.
– Фу, пап, это отвратительно, – говорю я, руками отгораживаясь от этого зрелища. – Но вообще – это всего лишь торт. Его можно и в магазине купить, – макаю палец в глазурь и слизываю ее. Неожиданно вкусно.
– Подумаешь, голая грудь, – говорит папа, снимая фартук, под которым оказывается его привычный фланелевый халат. – И вообще, я же ученый. Думаешь, я сдаюсь всякий раз, когда итог меня не устраивает?
– Нет, – бормочу я.
– Чему я тебя всегда учил? – спрашивает он, тыкая в меня лопаточкой, испачканной в масле.
– Нельзя хранить бананы в холодильнике – они от этого быстрее портятся, – насмешливо говорю я.
– Не это, – невозмутимо говорит папа.
– Находить ответ на любой вопрос и всегда идти до конца, – говорю я.
– Именно так. Умница. – Он намазывает немного глазури мне на нос, и я закатываю глаза, а потом соскабливаю глазурь пальцем и отправляю прямиком в рот.
– Знаешь, а ведь вкусно.
– Это просто сахар и сливочное масло, – говорит он. – Если я когда-нибудь умудрюсь испортить вкус и этих двух продуктов, грош мне цена.
Плетусь наверх и пытаюсь хоть немного позаниматься: прочесть кое-что и написать небольшое эссе для Леви. Но хоть это и мой любимый предмет, я не могу усидеть на месте – меня тянет к одному из высоких книжных шкафов во всю стену, сверху украшенных красивыми полумесяцами. Я изучила содержимое полок уже десятки раз. На них стоят резные шкатулки, серебряные подносы для украшений и старые открытки без подписей – а значит, их купили как сувениры, а не для того, чтобы отправлять. Пододвигаю к шкафу стул, чтобы заглянуть на самую верхнюю полку, и обнаруживаю там маленькую коробочку. Внутри нее – множество слайдов и старенький диаскоп небольшого размера. Снимаю коробку, слезаю и сажусь на кровать.
Я ищу хоть один свой детский снимок. Что-то, что докажет, что
– Спешишь на поиски очередного приключения, а, мам? – спрашиваю я у снимка. – К очередным вопросам без ответа…
А потом у меня в голове вновь раздается папин голос.
Глава двадцать пятая
Это называется «ги»
Когда Густав Петерман открывает дверь своего странноватого дома с мансардой, что стоит чуть в стороне от Портер-сквер, оказывается, что на нем костюм каратиста, – наверное, тут впору удивиться, но я ни капли не удивлена. На его левой лодыжке я замечаю черный широкий браслет.
– Элис, – обеспокоенно говорит он и поправляет повязку на голове. – Как ты меня нашла?
– По Интернету, – говорю я и тут же перехожу к делу. – Вы вообще собирались нам рассказать о том, что произошло? И почему вы в кимоно?
Петерману явно неловко.
– Это называется
– Так что произошло? – спрашиваю я, игнорируя его слова.
– Я отказываюсь говорить об этом, – заявляет Петерман. – Йоши не велит.
– Йоши – это ваш сенсей? – спрашиваю я.
– И адвокат, – добавляет Петерман таким тоном, будто я не способна уследить за его мыслью. – Так мы убиваем двух зайцев одним выстрелом, хотя в данной ситуации правильнее сказать – двух попугаев.
Мне ужасно хочется сорвать повязку с головы Петермана и задушить его. Почему он такой легкомысленный?
– А как же мы с Максом? – требовательно спрашиваю я. – Вы нам нужны. Вы же сами сказали, что мы можем сойти с ума, – а потом взяли и бросили нас!
– Элис, это дурацкое недоразумение, – говорит Петерман, нервно оглядываясь. – Оно со дня на день разрешится, и мы вернемся к нашим делам, обещаю. По-моему, мы стоим на пороге удивительного открытия.
– Доктор Петерман, в газетах пишут, что ваша мансарда заставлена клетками с редкими птицами двадцати видов!
– Йоши Ямамура – один из лучших адвокатов Массачусетса, – говорит Петерман. – Если он не сможет добиться того, чтобы с меня сняли обвинения, то никто не сможет. Прости, мне пора. Увидимся через несколько недель, Элис. За это время ты не успеешь сойти с ума. Поверь.