Не-птица (СИ)

— А он пока в окно посмотрит.

— А-а…

Я понаблюдал за тем, как они удаляются, потом подошёл к мольберту Кирилла. Провел по лакированному дереву рукой. Вещь старая, видавшая виды. Жаль.

Замахнувшись посильнее, пинком впечатал мольберт в стену. Перегородки жалобно треснули, я надавил руками с двух сторон, и устройство переломилось окончательно. Отбросив в сторону теперь уже бесполезный мусор, я разорвал на куски стопку чистых листов и отправил её к бывшему мольберту. Потом потянулся к стоявшим у стены двум картинам. Кир никак не мог их продать — абстракционизм у него получался уж совсем мрачненький. Один холст пробил кулаком, второй просто порвал, поломав раму. Образовавшую кучу хлама полил отыскавшимися в тумбочке красками, покидав сверху кисточки и карандаши.

А потом вытряхнул из тумбы все исписанные стихами листы.

***

Перетащить всё это вниз оказалось сложнее, чем я думал — главным образом потому, что надо было умудриться не испачкаться и не угодить в зловонные лужи сомнительного происхождения. С приходом лета общага потеряла свой психоделический шарм, превратившись в то, чем всегда являлась: в притон. Раньше по коридорам блуждать было страшно, теперь — мерзко. Хотелось вернуть сюда зимний холод — он хотя бы замораживал жидкости и маскировал таким образом запахи. Наконец, с перетаскиванием было покончено. Я соорудил из обломков и обрывков невысокий «шалашик», и стал ждать.

Кир с Ивой показались во дворе уже минут через пять. Заметив их, я помахал рукой и поджёг листы. Пламя занялось быстро — судя по всему, краски у нашего друга были качественные.

— Ты чего, шашлык решил?.. — Кир присмотрелся и замер на месте.

Я поднял голову и широко ему улыбнулся.

— Типа того.

Кир рванулся вперед, сунулся было в огонь, но отдернул обожженные пальцы и, издав какой-то невнятный крик, набросился на меня с кулаками. Ива попыталась его удержать, но куда там — в тщедушном наркомане, наконец, проснулось что-то помимо апатичной тоски. Вырвавшись из рук красноволосой, Кир добрался до меня.

— Сволочь!

Я отклонился от первого удара, но не ожидал, что почти сразу за ним последует второй. Бил наркоман, конечно, не так сильно, как Светлицкий и компания, но вполне чувствительно, поэтому разогнаться я ему не позволил. Пропустив Кира за спину, я вывернул ему руку за спину и заставил опуститься на колени.

— Пусти, тварь!

— Да, да, конечно, — я чуть надавил, и наркоман снова закричал, но теперь от боли. — Только ты сначала внимательно посмотришь и послушаешь.

Развернув его лицом к уже хорошенько разгоревшемуся костру, я подтащил Кира поближе.

— Смотри внимательно. Видишь, как полыхает?

Он молчал. По щекам наркомана покатились слёзы.

— Кедр, ты… — Ива неуверенно потянулась к нам.

— Не лезь! — шикнул я, и снова потянул руку Кира на себя. — Ну, видишь?

— Вижу!

— Вот это — твоя зависимость, — и я выпустил его из рук, оттолкнув от огня подальше, — И не важно, насколько ты талантлив или даже гениален. Плевать, как много ты пишешь или рисуешь. В конечном итоге эта дрянь превратит твой путь в пепел.

Кир подполз к огню обратно и, сидя на коленях, молча наблюдал за тем, как догорают его труды.

— Если найдёшь у себя яйца и начнёшь лечиться, куплю тебе новый мольберт и краски. Но учти: мы уезжаем в августе. Так что поторопись, — я взял Иву за руку. — Пойдём.

— Но…

— Нам здесь больше нечего делать.

И мы ушли, оставив Кира наблюдать за догорающим пламенем.

***

Мы доехали до речного вокзала, и спустились к набережной, усевшись на ступеньках амфитеатра. Примерно в ста метрах неслась полноводная Обь, отражая голубизну высокого сибирского неба. Я глубоко вздохнул и понюхал рукава рубашки. От них слегка разило дымом.

— Ты поступил жестоко.

Ива порылась по карманам в поисках сигарет и, ничего не найдя, закинула в рот пару подушечек вишнёвого «Эклипса». Сразу захотелось целоваться.

— Ничуть. Он сам занимался этим же изо дня в день.

— Картин было всего две?

Я кивнул.

— Тогда ладно, — опершись на руки, заведенные за спину, Ива подставила лицо солнечным лучам и зажмурилась. — Стихи жаль. Ты как этот… Ну, который книги жёг!

— Гай Монтэг?

— Ага! — согласилась она, не отворачиваясь от яркого света. Я заинтересовался:

— Ты чего делаешь?

— Веснушки кормлю! — сообщила Ива. — А то совсем какие-то бледные и мелкие…

— Да ты радость моя! — расплывшись в улыбке, я прижал маленькую к груди.

— Пусти, поджигатель! — она попыталась освободиться, но не вышло.

— Оторвись на секунду от ультрафиолета и загляни в рюкзак.

Сработало — природное любопытство взяло верх над желанием дуться, и Иволга тут же перебралась ко мне за спину, чтобы нырнуть в сумку.

— Так тут же!.. — ахнула она через несколько секунд

— Ага. Все его стихи. Не поднялась рука на литературу. Но Киру об этом знать необязательно.

— Хитрюга! — засмеялась Ива, обнимая меня со спины и целуя в щеку. Потом снова отстранилась и притихла: — Лишь бы Кир ничего с собой не сделал.

— Не, — ловко перехватив её за талию, я уложил маленькую к себе на колени. — Кир слишком сильно любит себя, чтобы наложить руки.

— Думаешь?

Ответить я не успел. Зазвонил Ивушкин телефон.