— А тебя как…
— Глеб! — ответил я.
— Кедр! — тут же поправила красноволосая.
«Творческая личность» почесала за ухом и подошла ближе, протянув длинную лапищу.
— Приятно познакомиться. Кирилл.
Пальцы у него были желтоватые, как пергамент. Я пожал руку и продолжил молча глядеть в пространство. Кир, видимо посчитав долг вежливости отданным, завалился на пол и устроился там, вытянув ноги и опершись стеной на стенку. Иволга делала вид, что очень заинтересовалась пятнышком на рукаве свитера. Молчание затягивалось. Чай закипал.
— Загрузился? — вдруг спросила мелкая, как бы в пустоту.
— Более-менее, — кивнул Кир.
— Давно принимал?
— Позавчера.
— Нормально. Сегодня потерпишь?
— Постараюсь. Ты это…
— Проведать пришла, не напрягайся.
— Это можно. А может, дуну? На поболтать пробьёт моментально.
— Потом, Кир. Ты мне адекватный нужен.
— Понял, — парень развел руками в стороны. Казалось, он может ими обхватить всю комнату. — Ни грамма внутрь. О, чай!
Чашки, алюминиевые, но чистые, тут же извлекли из тумбы. Пили молча недолго — я решил не наращивать неловкость и поболтать с Киром, раз уж Иволга никуда не торопится.
— А что это за место?
— Общага была, — парень безразлично дёрнул плечами. — Ещё при советах, по-моему. В девяностые тут мутные истории творились: студенты с крыш прыгали, вены вскрывали. Говорят, из-за коменданта. Короче, прикрыли зданьице, вместе с институтом.
— А не наоборот? Может, сначала институт, потом общагу?
Кир вяло дернул плечами.
— Как знать. По-моему, сначала жизнь уходит отсюда, а институт ещё пару месяцев барахтается. Не знаю, у меня неоконченное высшее, да и в общагу поселился уже гораздо позже отчисления.
Только сейчас я понял, что определить возраст Кирилла невозможно — ему с одинаковой вероятностью могло быть как двадцать, так и тридцать пять. Есть такие типы: очень долго остаются молодыми, а потом за год-два стареют до положенного возрасту состояния.
— Так ты, значит, художник?
— И поэт, — равнодушно согласился Кир.
Я обвел взглядом комнату.
— Не похоже на берлогу творческой личности.
— Можно подумать, ты специалист по берлогам! — фыркнула Ива.
— Творческая личность отражает состояние общества, в коем обретается! — философски заметил её дружок. — Так что делай выводы, солнышко. Если поэт и художник голоден и болен, это о чём-то говорит!
— Смотря, какой поэт… — осторожно заметил я.
В ответ Кир опять нырнул в недра тумбы.
— Ща! Я тут недавно как раз новое сделал. Почитаю!
Ждать пришлось недолго — художник-поэт торжественно извлек на свет несколько исписанных листов. Опершись на стену, он на несколько секунд замер в какой-то неудобной, нервозной позе, и весь переменился. Вместо расхлябанного, разбитого и еле соображающего существа вдруг обнаружился симпатичный, хоть и тощий до ужаса, молодой человек со спокойным лицом. Глаза его я все еще не видел: полароиды парень не снимал. Вдохнув глубже, Кир стал читать: