– Все не так, Кирилл Андреевич! – затряс бородой священник. – Никакой слежки, уверяю вас. Даже наоборот…
– Что значит – наоборот?
– Бес попутал! Сердце разрывалось на куски от жалости к моей девочке. Не сказал я вам всей правды тогда, в Судаке…
– Ну же! Хоть теперь не тяните осла за уши!
– Простите меня, бога ради! Я подслушал ваш телефонный разговор с этим… с этим нелюдем. И узнал, что этот антихрист ждет на станции Лазещина уважаемого Валерия Петровича либо посланца от него. И про забинтованный палец услышал. Не знаю, что со мной случилось. Разум затмился, когда представил, как Марина страдает среди греховодников! Я обманул вас, утаив свой замысел, Кирилл Андреевич, и поехал сюда, чтобы быть с Мариной рядом.
– Ну, вы, батюшка, даете! – ошарашенно прошептал я. – Так вы, значит, перебинтовали себе палец и стали крутиться вокруг станции?
– Правда ваша, – виновато склонив голову, ответил батюшка. – Я просидел на станции несколько часов. Потом появился недобрый человек, спросил меня, все ли я привез, и я солгал во имя моей Марины второй раз: сказал, да, все привез.
Меня начал душить смех. Я не мог поверить, что отец Агап сутками раньше Уварова разыграл такой спектакль.
– Ничего смешного, – заметила Лада, исподлобья глядя на меня. – Ты послушай дальше. Сейчас тебе будет не до смеха.
– Меня посадили в машину, завязали глаза и куда-то повезли, – продолжал батюшка.
– Вы успели запомнить людей, которые были в машине? – спросил я.
– Если я их увижу еще раз, то, полагаю, вспомню. Зрительная память у меня, должен заметить, весьма неплохая. Даже спустя год или два после крещения младенца я подчас…
– Давайте о деле, батюшка! – напомнил я.
– Да, о деле… Привезли меня в большой дом. Даже не дом, а скорее замок. Кругом лес, рядом река, и замок у самой реки, на обрыве…
– Стоп! – сказал я. – Вы же говорили, что вам завязали глаза. Откуда же вам известно, что это был замок?
– Я все расскажу по порядку! – вежливо призвал меня к культуре диалога батюшка. – Все правильно, тогда я еще ничего не знал. Завели меня, слепого, в какой-то подвал. А скорее в гараж, где я провел почти двое безрадостных суток.
Батюшка весьма подробно, часто сворачивая на лирику, рассказал о том, как он сидел в наглухо закрытом гараже, молился богу, призывая его примерно наказать сатану и его слуг, как встретился с Мариной и был потрясен ее странным поведением, вызванным наркотическими веществами, которыми его подопечную безжалостно пичкали.
Мы с Ладой переглянулись.
– А с чего вы взяли, что ее пичкали наркотиками? – спросил я.
– Она мне сама об этом сказала.
Мы с Ладой снова переглянулись. Лада отрицательно покачала головой. Она не верила в то, что агрессивный поступок Марины на шоссе был вызван наркотическим опьянением.
– Подошла к концу вторая ночь, – продолжал отец Агап. – За это время меня ни разу не покормили и не принесли воды, но я держался на духовной пище. А сегодня утром, ну, может быть, часов в десять или одиннадцать, я услышал выстрелы. Я пытался что-нибудь высмотреть в щелях дверей, но они были слишком плотно подогнаны.
– Долго продолжалась стрельба?
– Минут пятнадцать. Или меньше того. Может быть, даже минут пять. Трудно, знаете ли, следить за временем, когда разум сковывает страх за судьбу моей девочки. Ведь я подумал невесть что!
– А что вы подумали? – уточнил я.
– Что это стреляли в нее… Нет, не пытайте меня, Кирилл Андреевич, об этом невыносимо даже думать! Потом… Час, наверное, прошел после стрельбы или меньше того, как вдруг открывается железная дверь, и я вижу того самого гражданина с усами, который встретил меня на станции. И вот он удивленно восклицает, что, мол, совсем про батюшку забыли!
Отец Агап сделал паузу и вытер рукавом взмокший лоб.
– Скажу откровенно, Кирилл Андреевич, я в ту минуту подумал, что пришло время мне предстать перед судом божьим. Я, поверьте, не теряя достоинства, прошу: дайте помолиться перед смертью. А этот, усатый, смеется и что-то отвечает, вроде как: «Потом помолишься!» Этот язык я не очень понимаю, особенно когда скороговоркой. Вывели меня во двор. Я, щурясь от яркого света, смотрю по сторонам и не понимаю, что происходит. Вокруг дома человек пять мужчин ходят, все при оружии, все сквернословят, кости этому злодею перемывают. Я так понял, что они его искали, но никак найти не могли. Ставни на всех этажах распахнуты, оттуда подушки распоротые вылетают, кругом перья, мусор! А этот, усатый, меня в спину толкает и говорит: иди, мол, батюшка, покуда цел, и весь год молись за своего спасителя и проклинай этого иуду. И вы можете себе представить? Я на ватных ногах выхожу со двора, иду по лесной дороге вниз, и меня никто не останавливает и никто не стреляет в спину! Видимо, этот сатана чем-то здорово насолил тем хлопцам…
– Постойте! – поморщился я. – Какой сатана? Вы о ком говорите?
– Как? – изумленно глянул на меня батюшка. – Вы разве не поняли? Я ведь узнал его по голосу, когда меня с повязкой на глазах в гараж вели.
– Кого «его»?! – теряя терпение, крикнул я. – Вы прямо сказать можете?!