Не пытайтесь это повторить

– Не особенно, но… в ангела-хранителя верил. Чьи это шаги? О боже! О нет!

В комнату ворвалась заплаканная молодая женщина. Она бросилась к телу, размазывая слезы по щекам.

– Слава! – закричала она. – Не уходи!

– Жена… – прошелестел Тропилин. – Столько лет друг друга изводили, а тут, гляди-ка, плачет. Не плачь, Тоня. Все хорошо.

Душа погладила женщину по плечу. Та, разумеется, ничего не почувствовала, но плакать потихоньку перестала. Лицо ее прояснилось.

– Я соберу все твои стихи, Слава, – сказала она, – и издам их.

– Вот за это спасибо, – сказал Тропилин. – Приятно, что ты наконец обратила внимание на мои стихи.

– Стихи? – пробормотала Юля. – Тропилин? Уж не тот ли это Тропилин, что опубликовал поэму «Кораблики» в газете «Вечерняя звезда»? Я ведь бредила этой поэмой!

– Что ж, – сказала душа Тропилина, – теперь я ничего не напишу.

– Это ужасно, – после недолгого молчания сказала Юля. – Умер настоящий поэт. Я хочу проводить его стихами.

– Уместно ли это?

– Стихи всегда уместны. Тем более что это его стихи.

И Юля прочла:

Твой кораблик – из бумаги папиросной —
Белой бабочкой взлетает к небесам…
Я не стану задавать тебе вопросы —
Ты на них не отыскал ответа сам.

Добрый путь! Какой удачный нынче ветер
Для того, кому всю жизнь летать да плыть.
Твой кораблик – невесом, блестящ и светел,
Будет с неба ясным месяцем светить.

Я всю жизнь молюсь о всех, как ты, плывущих
В неизвестность, за небесные края.
Добрый путь! И никогда не будет спущен
Невесомый парус твой, мечта твоя.

Млечный Путь тебя как лентой опоясал —
Сохранить от зла, от страха и тоски.
Твой кораблик все такой же ясный-ясный,
Паруса на нем прозрачны и легки…

Добрый путь!..

– Спасибо, – прошептала душа Тропилина. – Это хорошие проводы.

Юля вытерла глаза. Я впервые увидела, как плачет эта бесстрашная ведьма.

– Идемте, ребята. Здесь мы уже ничего сделать не сможем.

Мы подошли к дверям, и тут…

Нас ослепил дивный свет. Мы на мгновение замерли в благоговении, опустили глаза, а когда подняли, то увидели, что душа Тропилина уже не одна. С нею рядом стоял крылатый некто и держал душу за руку, источая неземное сияние.

– Это ангел-хранитель за ним пришел, – прошептала Юля. – Скорее отсюда. Мне стыдно.

И мы ушли.

Было часа три пополуночи, когда я наконец вернулась домой. Мама лежала на диване с мокрым полотенцем на лбу, а отец при виде меня взялся за тонкий ремешок в своих брюках.

– Тийя! – укоризненно сказала мне мама. – Ну разве так можно?

– Мам, пап, простите меня. Тут такие дела были…

И рассказала им все, чем оказался знаменит этот день. Родители только головами покачали, и я их понимала. Они-то считали, что после смерти дочь остепенится, а дочь осталась такой же непутевой.

Поклявшись родителям, что больше никогда не буду их так волновать, я отправилась натираться тальком. В этот раз моя любимая процедура не вызвала у меня воодушевления. Мне только и хотелось, что спать, спать, спать…

Я уснула, едва голова коснулась подушки. И мне снова приснился сон про Леканта.

Будто иду я по полю, заросшему высокой травой и цветами – яркими до невероятия. Иду и спотыкаюсь на каждом шагу, потому что поле это и не поле вовсе, а какие-то сплошные ямы и буераки. И вот оно кончается, сменяется картинка: теперь я иду по проселочной дороге, взбивая каблуками пыль, и впереди у меня только дорога да бескрайнее пасмурное небо цвета простокваши. Но и дорога кончается. Передо мной высоченный дуб с раскоряками-ветвями. И на одной из них сидит Лекант в какой-то черной хламиде, подпоясанной золотым поясом. Он не видит меня – его глаза закрыты, а пальцы ласкают флейту-пикколо, извлекая из нее чарующие звуки. Я замираю, словно завороженная красотой Леканта и прелестью мелодии, и не сразу понимаю, что он никогда не откроет глаз.

– Лекант, – говорю я растерянно, – открой глаза! Здесь я, Тийя.

– Не могу, – напевает флейта.

– Почему? – вырывается у меня.

– Ты не даешь мне жизни, Тийя. Ты не возвращаешь меня.

– Лекант, я сделаю все, чтобы дать тебе жизнь! Лекант, будь со мной, я не могу так!

– Как?

– Без тебя!

– Верни меня, Тийя. Нужна кровь. Просто кровь.

– Я исполню все, Лекант! Ты оживешь!

И тогда он открывает глаза.

И для меня нет ничего прекраснее этих глаз.

Лекант протягивает мне руку, и я взбираюсь на ветку, сажусь рядом с ним. Он обнимает меня. Мне так сладостно и уютно, что словами не передать.

– Мы должны быть вместе, Тийя, – шепчет он. – Разве мы не созданы друг для друга?

– Ты так прекрасен, – вырвалось у меня. – А я всего-навсего…