(Не)рабыня для Шейха ада

– Αισθάνομαι άσχημα? [Эста́номэ а́схима?] (плохо себя чувствуешь?), – спросила она, скользнув по мне липким неприятным взглядом.

– У меня кружится голова, – ответила я ей, и она презрительно оглядела меня с ног до головы, задержав взгляд на животе. Ее взгляд тут же опустел, превращаясь в безжизненное око.

Щелкнув пальцами, она дала понять служанкам, чтобы те оставили на столе сладости и вышли за дверь. Рабыни, склонив головы, последовали приказу.

– Я так понимаю, твои познания языка на этих двух фразах и заканчиваются, – скорее констатировала факт мать Шейха, чем задавала вопрос.

Я опустила глаза.

– Усиленно пытаюсь его выучить, – проговорила в ответ.

Женщина глядела в окно.

– Посмотрим, что из этого получится, – пробормотала она себе под нос. – Присаживайся, – она показала рукой на стул возле столика, он стоял напротив нее. Мать Хамаса уже успела устроиться в более удобном кресле, расправляя свои многочисленные складки на прозрачных одеждах.

Я подняла взгляд выше и задержала его на кривящихся в ухмылке губах.

– Знаешь ли ты, игбал…

– Хадин, – автоматически поправила я, о чем тут же пожалела, потому что тонкие губы недосвекрови сжались в тонкую хищную полоску.

– Игбал, – уточнила она, показывая этим самым, что и не думала ошибаться. – Тебе еще нужно родить этого ребенка, чтобы стать хадин, – сказала так холодно и властно, что моя кожа покрылась мелкими мурашками.

– Да, Госпожа, – тут же решила я разрядить обстановку, покорившись властному тону шейх-вайлидэ.

– Налей, – чуть повернула голову женщина в сторону единственной оставшейся служанки. – Хочу рассказать тебе немного о нашей семье, раз уж ты решила стать одной из нас, лесная нимфа, – последние слова были пропитаны ядом, словно она хотела оскорбить меня тем, что я нимфа.

Но я не могла оскорбиться, потому что до сих пор не понимала, почему одни считают меня «лесным божеством», другие же – непонятно кем. Для этих других я являлась чем-то оскорбительным, и они, не скрывая, кидали мне это в лицо.

– Да, Госпожа, – сглотнув ответила я, а внутри уже грыз страх противным мерзким червем, отрастившим острые зубы, напоминающие зубы пираний. Дрожь прокатилась по телу, когда шейх-вайлидэ посмотрела на меня безликим взглядом.

– Ты заметила, нимфа, что все здесь имеют близкие по звучанию имена? – она вперила в меня свои бесцветные глаза, и я, чтобы хоть как-то уйти от их прямого взгляда, кивнула и посмотрела на свои ладони, что сейчас были сцеплены в замок. – Каждая рабыня, что попадает во дворец, должна отказаться от своей веры и своего имени, – она замолчала.

Мои ноги в это время отбивали чечетку пятками.

– А какая у тебя вера, нимфа? Ты отказывалась от своих богов? От своего имени? Какое твое имя?

Напористый тон и взгляд подавляли меня. Я сидела на стуле и чувствовала себя с каждым ее вопросом все меньше и меньше, все незначительнее для себя, для Хамаса, да и вообще для всех.

– Чем занимается сейчас мать Шейха? – послышался вдруг на задворках моего внутреннего сознания голосок самоуважения. – Подавляет твою личность, дурочка. Не ведись.

Я бы с радостью, но осознание этого никак не влияло на то, что сейчас происходило со мной.

– Я не могу вам ответить на этот вопрос, Госпожа, – тихий голос, больше похожий на шепот. Я чувствовала себя полностью голой под ее властным взглядом. Хотелось встать и вывернуться наизнанку, чтобы эта женщина смогла прочесть все мои сокрытые от нее мысли и действия.

– Говори.

Поток слов, что волной поднимался из груди, плескался уже где-то в гортани, и я задыхалась, старалась подавить в себе это желание. От этого внутреннего сопротивления ком тошноты подкатил к горлу, и я еле успела добежать до судна, что стояло в углу. Из меня выплеснулось все, что я хотела сказать, желудочной желчью.

Служанка, что стояла недалеко, подала воды. Я плеснула на лицо, промыла рот и, подойдя к столику, села обратно.

Голубой бездной бесцветных глаз на меня снова возвела взор шейх-вайлидэ. Ее губы скривила хищная улыбка.

– Когда рабыня принимает нашего бога и признает Хамаса Господином, наш главный евнух-прорицатель, а также старейшая из кальф Хадия нарекают ее именем, видя в каждой девушке ее предназначение, – она сощурила глаза и посмотрела на меня.

– Халиса, – я передернула плечами, услышав это имя, – чистая, неподдельная, настоящая, – с воодушевлением проговорила она, а я уставилась на нее неверящим взглядом.

– Хатун, – она выдержала паузу, наблюдая за моей реакцией.

Я сидела, напряженная до предела.

– Принцесса с далекого побережья Маталлула. Ее отец был побежден Хамасом, и красавица Хатун привезена в Адамаск в качестве трофея. Но ее красота пленила Шейха, и он взял ее в жены.

– Хельга, – она задумчиво проговорила мое имя, – ты чувствуешь? – она вопросительно приподняла бровь и сделала глоток из своей пиалы.

Я в ответ тоже приподняла вопросительно брови.

– Вот то-то и оно, что твое имя безлико, – и на ее губах появилась довольная улыбка.

Укол пришелся по моему самолюбию в самую точку, так остро я почувствовала себя ничтожной.

– Пей, – женщина подвинула мне мою пиалу.