У меня перехватило дыхание, когда его руки переместились с моих бедер, чтобы обнять меня.
— Я люблю, когда ты поешь детям, — прошептал он мне в ухо, отчего по шее побежали мурашки. — Одна из моих любимых вещей.
— У тебя есть список? — сказала я, задыхаясь, когда он начал проводить большим пальцем по нижней части моей груди.
— Ммм-хмм, — прогудел он, прежде чем начал тихо напевать мне на ухо. — Мой голос оставляет желать лучшего, — сказал Шейн, когда закончил петь первый куплет, держа меня крепче, пока я пыталась повернуться к нему лицом. — Ничего общего с твоим.
— Мне нравится.
— Лгунья, — засмеялся он, отпуская меня.
— Нравится, — настаивала я, повернувшись к нему лицом.
— Я иду в душ, — сказал он неловко, рассмешив меня.
— Ты краснеешь как маленькая девчонка, — подразнивала я, подпрыгнув, когда он сделал шаг ко мне.
— Я не краснею, — спорил он.
— О да, краснеешь. Ты красный как помидор.
Я вскрикнула, когда Шейн двинулся ко мне, и истерически рассмеялась, пока он преследовал меня вокруг стола.
— Держи ее! — закричал Келлер, вбегая в комнату.
— Эй! — закричал Шейн, схватив меня за бедра и задвинув за спину, прежде чем Келлер мог врезаться в меня. — Сегодня никакого баловства с тетушкой Кейт, хорошо?
— Ну, почему?
— Знаю, я не прав. Папочка не должен был ее преследовать, — ответил Шейн серьезно, посмотрев на меня через плечо и послав коварную улыбку. — Я иду в душ. Почему бы тебе не узнать, можешь ли ты с чем-нибудь помочь тете Кейт?
Шейн вытянул руку позади меня и слегка шлепнул по бедру, прежде чем покинул кухню. Я пялилась на его задницу, пока он не скрылся из виду. Черт.
Покачала головой и улыбнулась Келлеру, который наблюдал за мной со странным выражением на лице.
***
— Святое дерьмо, — застонала я в душе позже этой ночью. Дети, наконец-то, легли спать, а Айрис уснула сразу после кормления. С того момента прошло несколько часов, поэтому я поговорила с медсестрой по телефону, которая знала меня по имени после всех разов, что я звонила насчет Ганнера, она заверила меня, что Айрис может продержаться больше двух часов между кормлениями.
К сожалению, у моей груди не было такой способности. Они были чертовски твердыми, и так сильно болели, что я расплакалась. Взяла молокоотсос, посмотрела на него и осознала, что эта штука не должна быть рядом с девушкой, когда ей так больно. Согласно словам медсестры, теплый душ был следующим подходящим действием, поэтому я позволила горячей воде скользить по моему телу, надеясь, что грудь освободится от небольшого количества молока, и мне станет легче. Казалось, что это не помогло.
— Кейт? — позвал Шейн, испугав меня. Я зашипела, когда коснулась рукой одной из своей груди. Боже, это агония.
— Да? — крикнула дрожащим голосом.
— Ты там уже долго, детка. Все хорошо? — его голос становился ближе.
— Да, я выйду через минуту, — отозвалась я.
Должно быть он услышал что-то в моем голосе, потому что через секунду отдернул шторку немного и просунул голову в укутанную паром душевую.
— Что не так?
Я повернулась к нему и прикусила щеку изнутри, когда его глаза расширились.
— Иисус Христос! — сказал он. — Какого хрена?
— Айрис не голодна, — шмыгнула я носом. — Они так болят.
Он скрылся за занавеской и через минуту залез в душ голый, уставившись на мою грудь.
— Внимательно смотри, — пошутила я, указывая на «девочек». — Ты больше никогда не увидишь их такими торчащими, — последнее слово было почти сопровождено рыданием.
— Боже, они выглядят....
— Отвратительно, — перебила я, кивнув. Голубые вены ярко выделялись на бледной коже. Казалось, будто я нарисовала их острым карандашом.
— Болезненно, — поправил он тихо. — Ты говорила с медсестрой?
— Она сказала принять горячий душ, — ответила я раздраженно, отпрянув, когда он поднял руку, чтобы прикоснуться ко мне. — Очевидно, от этого нет толку. Ты, возможно, захочешь уйти. Я не брилась... Боже, не знаю… Уверена, что «девочки» скоро взорвутся, отчего кровь и молоко будут по всей ванной.
— Уверен, что они не взорвутся, — сказал он в ужасающем изумлении.
— Я даже не уверена, что смогу заставить Айрис есть в таком состоянии. Они останутся такими навсегда, — я покачала головой. — И у меня ужасное чувство дежавю. Такого не было прежде?
— Другой душ, — сказал он серьезно. — И в последний раз ты наблевала мне на ноги.
— Всегда, пожалуйста, — сказала я сухо. — Боже, это так позорно.
— Нет, рвота — позорно. А это нет.
— Столь же позорно.
— Нет. Дерьмо. Ты, правда, не брилась, — сказал он, глядя вниз.
— Боже, Шейн! Убирайся! — зашипела я, прикрывая промежность руками и поморщившись, когда внутренние поверхности моих рук коснулись груди сбоку.
— Перестань, — нахмурился он, убирая мои руки, не отрывая от меня взгляда. — Твои волосы там рыжее.
Он провел пальцами по моей лобковой кости и мой желудок сделал сальто.
— Сосредоточься, Дирк Дигглер (прим. перев. Порноактер)
— Я сосредоточен, — он снова посмотрел мне в глаза. — Что мы делаем?
— Не знаю! Я торчала в этом гребаном душе вечность, — я подняла руку со сморщенной от воды кожей к лицу. — Мои пальцы могут никогда не восстановиться.