Не разгадывай мои загадки. Люби их (СИ)

Включив верхний свет в коридоре, он прищурил глаза от непривычки. Зато я так ещё лучше его вижу. Серые треники, видно, наскоро надетые и белая мятая футболка. Волосы не уложены, а просто спадают на плечи… Тащит меня ближе к свету, обхватив тонкими пальцами запястье. У него такая нежная кожа на ладонях. И чувствовать это мягкое тепло сейчас лучше всех удовольствий в мире. Мелочность мира не сравнится с ним. Он приближается лицом совсем близко к моему, от его дыхания по коже пробегает дрожь. Его лицо сильно расплывается вблизи, поэтому хочется либо притянуть ближе и почувствовать его близость кожей и губами, либо отодвинуть дальше, чтобы восхищаться сиянием лица. Смотрит мне в глаз, нажимая подушечками пальцев на подбородок, поднимая голову ещё выше к свету. Хочется надавить подбородком в его ладонь, чтобы утонуть в ней. И раствориться в ней полностью как кубик рафинада в горячем чае. Именно так.

- Что ты принимал? У тебя зрачок всю радужку закрывает! – его слова скользят по моим щекам. Скажи ещё что-нибудь, Билл, у тебя такое приятное дыхание. – Том!

- Что? – улыбаюсь. Этого так хочется. Из-за него. Из-за любви. Самое большое – это любовь, а всё остальное слишком мало. И я не боюсь не замечать мелочи. – Я люблю тебя, Билли. Я так сильно люблю тебя… - притягиваю его к себе, из-за чего мурашки на теле танцуют вальс и кровь движется быстрее, щекоча вены.

- Том… Ты обдолбан. – Говорит совсем тихо, почти не шевеля губами, почти не дыша, не двигаясь, но моё тело плавится, ощущая его голос и тепло в руках. Я хочу потереться об его кожу руками, чтобы дать мурашкам на своём теле для танца новую музыку и хочу поцеловать его, чтобы в конец разбить этот мелочный мир на осколки. И я знаю, что мы ими не порежемся. Любовь крепче и больше осколков. С ней нам нечего бояться, ведь так, Билл? Исполни моё желание. Поцелуй меня. Неужели ты этого не хочешь? Разве мы ссорились? Это слишком мало. Забудь свою гордость. Я ведь забыл. Любовь сильнее гордости.

Отворачивается от меня, развернувшись спиной, и снова обхватывает моё запястье. Ведёт на кухню. У него ярче кухня, чем у Дерека. Какие-то керамические фигурки на полочках у приправ, холодильник облеплен магнитами с разными записками и кажется, что каждый цвет светит как яркая лампочка. А почему я не вижу, каким цветом ты светишься? Ты же видишь, какой я?! Уверен, я сейчас очень яркий.

Усаживает меня за стол, а сам каким-то совсем медленным шагом, не глядя на меня, подходит к окну и открывает форточку. Усевшись на подоконник, опирается одной ногой на стоящий рядом стул и достаёт из-за цветочного горшка с какими-то серебристыми узорами пачку тонких сигарет. Я не знал, что он курит. Да и важно ли сейчас это?

- Ты ведь был у Дерека? – вопросительно утверждает, как-то нервно подкуривая сигарету. А, сделав пару затяжек, скидывает пепел прямо в горшок.

- Было весело, - снова улыбаюсь. – Не злись, любимый. – Его хочется только так называть. Покачиваю ногами из стороны в сторону и протираю руками джинсы на коленях. Не хочется сидеть. Я непроизвольно сжал челюсти. Какое-то странное ощущение во рту, будто зубы чешутся.

- Перестань произносить эти слова, - он снова затягивается. – Давно ты её принял?

- Не помню, - хохотнул я. – Время не имеет значения. У тебя есть жвачка?

Он, не глядя, кинул мне жвачку, которая приземлилась на стол перед моим носом. Дыня с мятой. От него часто пахнет этой жвачкой… Я зажевал, сильно сжимая челюсти и катая мягкий шарик по нижним зубам в разные стороны.

- Если ты приходишь на вечеринки с опозданием… Так. И, скорее всего, принял, когда пришёл. Ничего, скоро начнёшь отходить. – Билл говорил, будто сам с собой, глядя в окно и выпуская на стекло серый дым. А проследил за этим дымом, пытаясь взглядом помочь ему пройти стеклянную преграду. Но он не прошёл. Дыхание Билла ведь должно впитываться внутрь, а не отскакивать обратно. Какие-то неправильные стёкла.

*13*

Примирение.

Я до утра просидел на этом стуле, словно проваливаясь внутрь него. Всё тело тянет к полу и жутко хочется пить. Голова кажется тяжёлой, но в то же время абсолютно пустой. Будто в пустоту напихали иголок и они, не зная во что тыкаться, просто плавают, задевают какие-то отдельные мысли, прокалывая их, болезненно убивая каждую, вливая в них ещё больше глупых и ненужных идей. Ведь плавают только иглы, шприцы с нормальными лекарствами–решениями забрали злые вчерашние приятности.

За это время Билл успел немного убраться по дому, вынести мусор и начать готовить завтрак.

- А где… Твои родители? – первое из нормального, что пришло на ум.

- Вчера была пятница. Гуляют у друзей, сказали, что придут вечером сегодня. – Холодно ответил он, стоя ко мне спиной и ставя грязную миску в умывальник.