(Не)реальный

– Да-а-а, – рвано выдохнула Аленка, – давай уже членом, умоляю.

Не то чтобы это было по плану… Но, раз его девочка просекла маленькую слабость Макса к такого рода «просьбам», то её следовало наградить за такую удивительную наблюдательность.

Она сама приподняла бедра, подставляясь поудобнее, Максу осталось лишь подложить под животик подушку и уже навалиться на девушку всем телом, всей тяжестью, и вогнать член во влажную тугую девичью плоть. Неторопливо, наслаждаясь каждой тягучей сладостной секундой, каждым звуком сдавленного стона, сорвавшегося с губ Аленки.

Вообще-то она была огромная молодец. У неё хватало ума не кричать во весь голос, нет, но даже по тихим полузадушенным всхлипам, по ладоням, исступленно бивших по простыням всякий раз, когда Макс засаживал член в тело Аленки, доставая до самого бархатного чувствительного донышка – по всему этому было ясно, что девушке нравится то, что с ней делают. Очень нравится. Очень-очень-очень… И зверь в груди Макса удовлетворенно урчал и требовал толкаться в эту сладкую тесную щель еще и еще, заставить Сан – его солнечную кошку – изнемогать под ним, биться в конвульсиях удовольствия, заставить её кончить, черт побери. Раз, два, десять – сколько ей понадобится, чтобы понять, что ей не нужен никто, кроме Макса?

Ох, смелое желание, самому бы дотянуть до её оргазма… Макс никогда не жаловался на собственную «стойкость», но с Аленкой почему-то каждый раз ощущал себя чертовым шестнадцатилетним задротящим девственником, кончающим чуть ли не от одного только вида голой женщины. Почему-то каждую секунду соития с Сан – оргазм стучался в виски, и удерживать его удавалось лишь общей неторопливостью, да дыхательными упражнениями… Держись, Ольховский, держись, кажется, она наконец кончает – да-а-а, теперь можно… Можно отпустить вожжи… И упасть на Аленку, прижимаясь собственной грудью к спине девушки. Ох, Сан… Сумасшедшее жаркое солнце… До чего же ты хороша, сладкая…

Она лежала под ним тихонько, тяжело дыша и жмурясь.

– Останусь вашей простыней навечно, милорд, – тихонько шепнула Аленка, а Макс фыркнул. Их словечки… Те, что придавали общению теплый, коричный привкус близости. У него были прозвища для неё, у неё – для него. Он знал, как можно раздразнить Сан – она могла завести его с пол-оборота. А Макс иной раз чувствовал, что слишком легко ведется на это её кокетство, но… но перестать вестись не получалось.

– Оставайся со мной навечно собой, солнечная, – выдохнул Макс, скатываясь с Аленки. Блин, нет, наверное, рановато он забросил эту удочку, но оно как-то само сорвалось. Ладно, если что, потом можно будет прикинуться, что это было не всерьез – если она сейчас напугается и начнет ползать по кровати в поисках своих трусов для торопливого побега.

Нет. Не начала. Кажется, попросту сама не восприняла всерьез, черт возьми. Просто перекатилась на другой бок, глянула своими смеющимися бесстыжими глазами Максу в лицо.

– Презервативов не хватит на «навечно», – фыркнула и с тихим вздохом снова растянулась на простыне, мечтательно глядя в потолок. Такая красивая – слегка утомленная, с выражением глубокого удовлетворения на лице… Аж сердце заныло – глупое, его так легко оказалось приручить, а уж как Макс ерепенился, сколько думал, что его не возьмешь вот так просто… Ох, еще бы с Лизой у Сан срослось, потому что если нет – тут даже глубокие чувства самого Макса ситуацию не спасут. Дочь-то он из своей жизни не мог вычеркнуть ни в коем случае… Ну, она-то не виновата, что Макс с выбором мамы для Лизы некогда очень сильно пролетел… Выбрал, мать её, кукушку, без какой-либо ответственности…

– Ну, пока что хватит, а там – разберемся, – откликнулся Макс на реплику о презервативах и бросил взгляд на часы. Будильник показал, что вопреки ощущениям Макса – Аленку он жарил вовсе не пару минут, а вполне себе три четверти часа, и что вообще-то некоторым уже пора отрывать свою пятую точку от кровати. Тем более что хозяином тут был он, и это не Сан должна была вскакивать, чтобы радушно приготовить гостю завтрак. Она свой утренний «реверанс» уже сделала…

– Поваляйся еще, я скоро, – Макс выпутался из одеяла. Аленка же облегченно улыбнулась – ей вставать явно не хотелось – и молча уставилась на одевающегося Макса. Он сроду не чувствовал, чтобы его раздевали взглядом, обычно девушки как-то менее визировали собственную заинтересованность, а тут… взгляд был практически голодный. И от этого зверь в груди утробно рычал и намекал, что он вообще-то совсем чуть-чуть устал, а мог бы и посильнее… поднапрячься.

– Ты охренительный, ты в курсе? – в голосе девушки сквозило искреннее восхищение.

– Спасибо, я знаю! – самодовольно осклабился Макс и рассмеялся. – Правда, спасибо, солнечная, от тебя – приятно слышать.

– От меня? – бровки у Аленки заинтересованно дрогнули.

– От тебя, от тебя, – Макс усмехнулся, выудил из шкафа футболку подлиннее и кинул её Аленке. А затем – затем пришло время для того, чтобы заниматься типичными утренними делами.