(Не)реальный (СИ)

— Что такое «озабоченность»? — как это всегда бывает — ребенок к столику подрулил в самый неподходящий момент и выцепил из фразы самое неподходящее слово. Лиза рассматривала Аленку с вызовом, мол: «Что ты тут с папой делала, обижала?» А у Аленки вспыхнули щеки — потому что она не знала, какой ответ дать на вопрос девочки.

— Озабоченный — это когда безумно любят обниматься, — Макс выкрутился с виртуозной легкостью. Он, кажется, был привычный к таким вопросам.

— И от этого дети появляются? — с недоверием поинтересовалась Лиза.

— У взрослых дядь и теть — случается и такое. Если они очень крепко и часто обнимаются, — говоря это, Макс своими бесстыжими смеющимися глазами глядел прямо в глаза Аленке. Будто намекая, что очень не прочь с ней пообниматься. И щеки пылали все сильнее и сильнее.

— Так вы извинились, ваша светлость? — Макс глянул на Лизу пристально. Кажется, он неплохо знал свою дочь и её упрямство. Девочка набычилась и засопела. Хотя даже в таком виде она была эдаким симпатичным ангелочком. Надувшимся, симпатичным ангелочком. Ох, Яковлева, стоп, хватит западать на чужих детей.

— За случайности не извиняются, — осторожно вклинилась Аленка, тут же замечая, как раздосадовано вздрагивают брови Макса на её вмешательство в воспитательный процесс.

— Дело не в случайности, Сан, — ровно произнес он, не спуская с Лизы пристального взгляда. — Дело в привычке отвечать за свои поступки. Например, за то, что пачкаешь чужую одежду.

Ох, и суров же был господин Ольховский — с пятилетней девчонки спрашивать за сознательность.

— Это не страшно, — Аленка осторожно глянула на хмурую Лизу. — Это всего лишь джинсы.

— Какая разница, джинсы или дизайнерское платье? — скептично поинтересовался Макс.

— Какая гениальная женщина наденет в кафе с ребенком дизайнерское платье? — уточнила Аленка. — Вот раз надела — значит — сама дура. А джинсы — леший с ними. Отстираются.

Макс закатил глаза.

— Эта ваша женская солидарность, — пробормотал он, а затем притянул к себе дочь и усадил на колени, невесомо коснулся губами девчоночьего виска. Вот от этого Лиза повеселела, заулыбалась и даже потихонечку начала болтать ногами.

Аленка не самообманывалась. Вряд ли её заступничество дало ей хоть какой-то бонус доверия Лизы. Наоборот — скорей всего. Девочка наверняка решила, что к ней подлизываются. Но просто Аленка действительно на неё даже не обиделась, за что там было извиняться-то? Пара пятен на джинсах — но это были самые дешевые джинсы какого-то самого бюджетного бренда. Хрен бы с ними, даже если им пришел окончательный швах. А устраивать ребенку неприятные минуты выдавливания унизительных, да и неискренних извинений… Фу. Пусть лучше лопает свое мороженое и улыбается.

На улыбающуюся довольную Лизу смотреть было приятно. И в том, как Макс с ней болтал, с каким удовольствием на неё смотрел, и вообще — довольно часто ласково трепал Лизу по белобрысому затылку, со стянутыми над ушами хвостиками — было заметно, что Ольховский абсолютно не врал — Лиза действительно для него ужасно важна.

Интересно, какой была мама Лизы? Вот такой же кудрявой, белокожей, голубоглазой блондинкой? Картинка рисовалась красивая — особенно на контрасте с кареглазым шатеном — отцом семейства Ольховских. Аленка даже мечтательно вздохнула, потому что сама-то вот такой вот яркостью, как нарисованная в воображении мама Лизы, точно не отличалась. И что в ней нашел Макс, что все-таки соблазнился — было вообще не понятно.

— Ты к Лизе уехал вчера, да? — поинтересовалась Аленка, а Макс вздохнул и кивнул.

— Вообще, моя светлость гостила у бабушки, — произнес он, — но бабушка возьми и заболей. Нужно было её забрать и свозить к врачу — чтобы точно выяснить, что не приболела и Лиза. Так что…

— Все в порядке, — Аленка улыбнулась. — Это ж святое — иначе было нельзя.

Макс благодарно блеснул глазами — и это вот, пожалуй, было самое важное. От этого аж душа вздрогнула. Аленке было даже не жаль, что сейчас при Лизе они с Максом даже за руки не подержались. Вот в таком вот обмене взглядами таилось ничуть не меньшее таинство, и от этого она ощущала себя влюбленной даже сильнее, чем раньше.

Оставшийся ужин прошел довольно мирно, хотя Аленка жевала без особой размеренности — ей не пришлось приглядываться, чтобы увидеть какие осоловевшие у Лизы глаза — хоть она на Аленку и поглядывала по-прежнему колючим, напряженным взглядом. Будто боялась, что она сейчас уснет, а злая незнакомая тетка папу похитит и сожрет.

Макс тоже торопливо прикончил свою тальятту, поэтому можно сказать, что ужин прошел «без проволочек». Правда, пару минут Аленка с Максом попрепирались из-за счета, потому что этот обкуренный «патриархал» — как он сам себя назвал, когда Аленка потянулась было к счету, чтобы пихнуть в него свою долю, набычился так — что стало ясно, у кого Лиза берет мастер-классы.

— Не позорь меня, женщина, — с шутливой мрачностью заявил Макс, — ты что, хочешь сказать, что я конченный нищеброд и не смогу оплатить твой несчастный салат и мороженое?