Утра еще нужно было дождаться. Нужно было что-то там сожрать, потому что Лиза категорически отказалась ужинать в одиночестве, а кусок в горло не лез, сколько его туда не впихивай. Вкуса еды Макс не ощущал напрочь. Мысли лезли не туда. Мысли лезли в дебри предположений, чем могут заниматься в одной квартире Аленка и этот её Артем.
В дружбу между мужчиной и женщиной Макс верил с большим трудом. То есть да, наверное оно существовало, но… Ну, он и Санни тоже «были друзьями». Ну, до её приезда в Москву. Хотя, Макс изначально знал, где и с какой интенсивностью он вертел ту дружбу, потому что ему было категорически мало Сан только в этих пределах.
Потому что, да, хотел с самого начала утащить Сан в свою берлогу, вцепиться в неё всеми конечностями, смотреть, как она пишет свои истории, уже вживую, а не засмотрев до дыр фотки в соцсетях.
И вот теперь Аленка, его Ольховского Аленка, рванула к другому своему другу, который вообще-то по оговоркам самой Солнечной, и против Макса-то высказывался… И как не видеть в этом ревность, аналогичную собственной? И как может воспользоваться случаем мужик, если интересующая его девушка явится порыдать в жилетку?
Макс настойчиво пытался об этом не думать. Пытался вышвырнуть из головы мысли, что где-то там, его Сан, его Солнечная девочка, может сейчас стонать от удовольствия под другим мужиком. И о том, что будет делать, если все-таки все окажется именно так, как ему кажется — он тоже пытался не думать. Пытался донести до себя, что вообще-то сам бросил Аленку, что не его бы собачье дело, чем она и с кем занимается, но в первую очередь, потенциального соперника хотелось угробить. А потом.… Потом снова сгрести Сан в охапку и…
Так, сначала он вымолит свое прощение, а уж потом “и…”. Наверное, потом. Если Макс, конечно, дотерпит.
Перед тяжелой металлической дверью с цифрой “44” Макс с минуту стоял, как перед плахой. А потом позвонил. Если бы он знал, что его ожидает...
30. Милый друг
Аленка проснулась рано, долго валялась, пытаясь уснуть снова, но на душе скребли кошки, поэтому она все-таки встала, и сначала вычистила зубы до скрипа, и как и была — в одной легкой пижаме с шортами выперлась в кухню. Абсолютно не удивилась, застав здесь Артема. Она и не слышала, как он ложился, а это вряд ли бы ему удалось провернуть спокойно. В конце концов, снимал-то Темыч однушку, и да — раскладушка у него нашлась, а вот ходить не как слон он вряд ли научился. Столько лет не умел — и вдруг научился? Это вряд ли, не такой он был человек, чтобы заморачиваться на приобретение навыков сомнительной полезности.
Судя по взъерошенному виду и тому, как Артем залипал на экран КПК — он кодил всю ночь. Ну... Кажется, новая работа действовала на Воронцова положительно. По-крайней мере, Танчики его уже не интересовали. Ну да, он же теперь был карьеронацеленный и все такое прочее. И правильно — Танчики Воронцова в ведущие программисты не выведут.
— Темыч, кофе остался? — Еще вчера вечером банка кофе была почти пустая, и этот гений скорей всего все во время своего ночного порыва кодерского вдохновения пропил весь оставшийся кофейный запас. Не дожидаясь ответа, Аленка потянулась, прихватила банку из-под кофе, поболтала.
Так и есть. Пусто. Жизнь была всесторонней болью.
— В шкафу еще одна есть, — нетерпеливо буркнул Артем, на краткий миг отрываясь от программы, которую проглядывал на предмет косяков.
На горизонте просветлело. Чуточку. Пока Аленка наливала кофе, Артем гипнотизировал взглядом экранчик, а затем сплюнул и отодвинул его от себя. То ли отчаялся найти косяк, то ли решил, что шлифовка на сейчас окончена.
— А мне налить? — нахально поинтересовался он. — Плати за аренду койкоместа натурой, женщина.
— Если б натурой, — фыркнула Аленка, — тебе что, футболки погладить некому?
— А их что, гладить надо? — Артем задрал бровь, насмешливо ухмыляясь, а потом вдруг посерьезнел, и глянул на Аленку пронзительно.
— Ну, ты как?
— Я — нормально, — натянуто улыбнулась Аленка, отворачиваясь и доставая из кухонного шкафчика еще одну чашку для кофе.
Отчасти это было даже правдой. Так вышло. Так вышло, что одиночество Аленка уже не один год как возвела в ритм жизни. Привыкла не думать, привыкла отодвигать чувства на задний план и лить их в свои тексты сотнями тысяч литров, собственно, поэтому и писала. Потому что с трудом могла обойтись без этого. И все-таки давненько ей не было настолько паршиво. Давненько не хотелось забиться под одеялко и рыдать там три дня кряду.
— Врушка, — проницательно вздохнул Воронцов, таки вытащился из-за стола, обнял Аленку за плечи.
Аленка развернулась лицом к Артему, уткнулась лбом в его плечо, прикрыла глаза, пытаясь не реветь, но плечи все-равно норовили дрожать.
— Ну не реви, дурища, — Артем ворчал как добродушный медведь, поглаживая Аленку по затылку, — не реви, непутевая. Все у тебя будет, поняла?