Не родись красивой...

А сегодня мама сказала, что у меня нет сердца. Это потому, что я ушла из кухни, где она разговаривала со своей приятельницей Клавдией из третьего подъезда. Я сначала сидела, слушала, как они жалуются на тяжёлую жизнь, а потом посмотрела на будильник и вспомнила, что должны начаться диснеевские мультики, и пошла включить телевизор.

Когда за Клавдией захлопнулась дверь, когда мама появилась в комнате, я не слышала — смеялась над забавным поросёнком...

Телевизор мама выключила после того, как на экране поплыли вверх иностранные надписи. Она недовольно сказала:

—    Что ж телевизор без конца гоняешь? Какой-никакой, но всё-таки работает. А вдруг трубка сядет? Нового нам не купить.

—    Так уж и без конца! — Я немножко обиделась. — Просто передача интересная. Все дети любят мультики.

—    Сказочки это. Ты вот ушла, не хотела послушать, нет у тебя, дочка, сердца, а у Клавдии — тридцать три несчастья. Весной бабушку похоронила, до сих пор из долгов не может вылезти. Сама больная — рези в желудке, лекарства купить не на что. Ей по-настоящему в больницу бы лечь, да куда ж Юрика девать? Несмышлёныш.

Я едва сдержалась: неужели в самом деле я такая — без сердца, равнодушная? Но, услышав про Юрку, с усмешкой сказала:

—    Несмышлёныш! Не видела, как бегает! Его никто не может догнать. Быстрей, чем заяц в мультике.

—    В том-то и беда, — кивнула мама. — Бегать он горазд. Клавдия жалуется: обувка на нём будто горит. Да теперь, видно, дома придётся посидеть. Месяц назад купила ему ботинки, 36-й размер, ещё порадовалась — крепенькие, хорошо прошиты, а вчера поглядела — подмётки напрочь. Ничего, пусть посидит, больную мать пожалеет... Вот, доченька, жизнь какая пошла. Не та, что в телевизоре. Прочитала бы раньше в газете, ни за что бы не поверила. А тебе всё хаханьки. Верёвку через двор натянули. Какие-то представления показываете. — Мама взглянула на белевшую за окном верёвку, что тянулась к Митькиному балкону, и строго добавила: — Снимите. От людей неудобно, смеются.

«Так это хорошо, — возразила я про себя. — Ведь не над нами смеются». Во дворе уж сколько раз я слышала: «Ну и молодцы!

Надо же такое сообразить!» Конечно, было приятно, что хвалят, только я всякий раз не забывала уточнить: это Митя Звонарёв придумал, из десятого дома.

Я вышла на балкон, потрогала тугую верёвку. Ладно, можно и убрать. В самом деле, зачем она теперь? Зато двойная жилка... Её-то снимать не обязательно. Кому мешает? С земли не видно, прозрачная. И вместо почтовой связи может служить. Записку, например, послать. Вдруг телефон испортится...

Из тетрадки за шестой, уже пройденный класс я вырвала чистый листок, села к столу и задумалась: что бы вот такое написать?..

Ага, об этом стоит, как раз к случаю! Я улыбнулась, но тут же сурово сжала губы и сверху на листе вывела:

«Звонарёв! Пишет тебе человек без сердца. Так мама обо мне сказала. А раз у человека нет сердца, то ему ничего не страшно. Я хотела взять шест и отправиться к твоему балкону, но подумала, что верёвка может не выдержать и лопнуть. Жалко, ведь она принадлежит твоей бабушке. Поэтому поход отменяю, вместо него посылаю письмо. Митя, посмотри, пожалуйста, нет ли у тебя ботинок 36-го размера. Которые ты уже носил, а потом они стали малы. Нужны позарез. Прямо очень. Поищешь? Анюта из дома № 11».

Я перечитала письмо, проверила запятые. После этого перегнула листок три раза, взяла иголку с ниткой и прикрепила своё послание к леске. Только вот неизвестно, когда Митька обнаружит его. Позвонить?.. Но вдруг мама услышит. Почему-то не хотелось, чтобы она знала. Хотя может и не услышать — что-то строчить начала, мотор швейной машинки работает. Я уже подошла к телефону, но опять передумала: солнышко-то сейчас светит в наши окна. Отлично! Я схватила с тумбочки зеркало и навела зайчик на балкон с привязанной верёвкой. Показалось, будто Митя ждал этого сигнала — через две секунды возник за жёлтым щитом и помахал рукой.

Перебирая пальцами рук, я тянула леску, и белый квадратик бумаги медленно заскользил вдоль натянутой верёвки. Ах, забыла: надо бы сразу и конец верёвки привязать, мама была бы довольна. Ладно, главное — письмо... Приехало, наконец. Митя освободил листок, с минуту читал его. Я с такого расстояния не могла разглядеть, какое у него лицо... Ну, что? Пожмет плечами? Головой помотает? Или усмехнётся?.. Так и не поняла — он скрылся в комнате.

Я стояла, ждала — не покажется ли снова?.. Потом взяло сомнение: а надо ли было просить? Это же не коробок спичек.

Ботинки. Если даже и старые. Кто теперь так просто отдаст?