Не родись красивой, или Точка опоры

Она повернулась спиной к бывшему любовнику и зашагала к выходу из леса.

Стефан посидел на бревне еще минут пять. Несколько раз хрустнул пальцами, сплюнул на чистый снег.

Поднялся и пошел следом за Викой.

Я проводила его взглядом.

Вот такой задушевный разговор удалось мне подслушать. Не любовь, а именины сердца!

Высокие, высокие отношения.

Выходит, красивая жизнь Стефана оплачивалась Викой не просто так. Она, как женщина умная и предусмотрительная, брала с любовника долговые расписки. И деньги давала не просто так, а под проценты.

Даже черный «Опель», на котором ездил Стефан, оказывается, принадлежит Вике. И сдан любовнику только напрокат. С помесячной оплатой, так сказать.

Молодец, ничего не скажешь!

У Стефана в запасе одна неделя. Сегодня суббота, а долги ему нужно вернуть не позже следующего воскресенья.

Я мысленно посчитала числа.

Что-то меня смутило. Какое-то странное ощущение нестыковки…

Ах, да!

Я вспомнила то, что было напечатано на глянцевой бумажке, которая лежала в кармане пиджака Стефана, и расхохоталась.

Права Вика!

У нашего сиятельного молодца всегда есть план «Б».

Получит Вика свои деньги, как же…

Да раньше она умрет!

Самое страшное было то, что эта мысль почти материализовалась.

Через три дня Вику увезли из ее городского офиса прямиком в реанимацию.

Диагноз – отравление.

Вот так.

О том, что Вика попала в больницу, в поселке узнали мгновенно. Естественно, не без помощи прислуги.

Мне эту новость сообщила моя добрая приятельница Марийка во вторник вечером. Буквально через два часа после того, как Вика оказалась в больнице.

Кто сообщил новость Элле, я не знаю, но она торжествовала так демонстративно, что это выглядело неприлично.

Максим воспринял новость сдержанно. Позвонил в больницу, узнал о состоянии здоровья пациентки Грачевой.

– Ну, что? – спросила Элла ликующим голосом. – Сдохла?

– Она поправится, – ответил Максим несколько натянутым тоном.

– А жаль! – свирепо заявила Элла и вышла из комнаты.

Мы с Максимом молча переглянулись.

Он растер ладонями небритые щеки и спросил:

– Аня, вы в Москве вместе гуляете?

– Нет, – ответила я с удивлением. – Зачем это? Элле было бы скучно со мной по банкам мотаться.

Сказать, что я мотаюсь не по банкам, а просто так, мне было стыдно.

– Думаете? – спросил Максим уныло.

И тут я догадалась, что его мучает.

– Она не могла это сделать, – сказала я тихо.

– Откуда вы знаете? – возразил Максим. – Вика получила по почте коробку шоколадных конфет с ликером. А в ликере оказался какой-то наркотик. По-моему, типично дамский способ убийства.

– Максим, если бы это сделала Элла, она бы так откровенно не радовалась, – сказала я. – Она же не дура!

– Думаете? – снова повторил Максим. Но я видела, что его не убедила.

– У вас, женщин, своя логика, – сказал он через минуту. – Элла Вику ненавидит. Об этой ненависти известно абсолютно всем.

Он посмотрел на меня и добавил:

– Вы, конечно, тоже знаете наши призрачные тайны?

Я неловко поежилась.

– Максим, я не могу не видеть очевидного…

Он печально кивнул головой.

Минут десять мы сидели молча. Максим думал о чем-то своем, невеселом, я не осмеливалась лезть к нему с советами и утешениями.

Да и чем я могла его утешить?

Рассказом о подслушанном разговоре Вики и Стефана?

Нет. Максу я этого рассказывать не стану. Не знаю почему, но в его присутствии я стесняюсь даже произносить имя Стефана.

Впрочем, вру. Прекрасно знаю, почему я стесняюсь произносить это имя.

Но разговор, который я услышала, представляет некоторый интерес для расследования. Правда, Вика отказалась писать заявление. И даже догадываюсь почему.

Потому, что она надеется получить сатисфакцию наличными.

В четверг девочки уехали в город без меня. Максим, правда, попытался мне намекнуть, что сопровождение желательно, но я сослалась на головную боль.

На сегодня у меня были другие планы.

После завтрака я быстренько собралась, надела куртку, влезла в сапоги и прилипла к окну прихожей.

Дом отставного военного хирурга Саши просматривался отсюда великолепно.

Ровно в девять открылась калитка, и оттуда выскочил белоснежный Тобол.

За ним неторопливо вышел хозяин.

Я оторвалась от окна и судорожно рванула на себя ручку двери.

Выбежала во двор, моментально проскочила небольшое расстояние до калитки. Перед тем, как ее открыть, отдышалась и поправила волосы.

Открыла калитку и степенно вышла на улицу.

Саша с Тоболом опередили меня метров на пять, не больше.

Я медленно потянула на себя железную дверь.

Калитка в воротах Волоховых имела одну неприятную особенность: если ее закрывали медленно, она скрипела.

Толик уже раза два обещал ее смазать, но все как-то руки не доходили. И хорошо, что не доходили.

Калитка добросовестно заскрипела.

На этот противный звук первым отреагировал Тобол.

Навострил и без того острые уши, оглянулся и со всех лап рванулся ко мне.

Подбежал и ухватил меня зубами за край куртки. Потянул в сторону хозяина, словно хотел сказать:

– Присоединяйся!

– Тобол! – сурово окликнул пса Саша.

Тот выпустил куртку из пасти и виновато завилял хвостом.

– Не смей!

– Он играет, – вступилась я за пса и погладила мягкую шерсть между ушами.